Янтарный след

Женщины Хольмгарда весь день толковали про это дивное происшествие и бегали смотреть цветок, пока он не замерз и не сгинул. Вечером, когда в женском покое Сванхейд собрались прясть, стали наперебой рассказывать разные сны и приметы, связанные с яблонями и яблоками. Такие сборища, называемые «супредки», были здесь в обычае – это не Свеаланд, где не пойдешь в одиночку, в темноте ранней зимы, за целый роздых, а то и два, до ближайшего хутора, чтобы прясть заодно с соседками. Снефрид уже запомнила это слово – «супредки». Она запомнила и само слово «прясть», но ей все казалось, что «су-предки» связано со словом «предки», то есть работа по вытягиванию нитей – это служба праматерям-альвам и богиням Асгарда. Сванхейд соглашалась, что в этом что-то есть.

Королева в этот раз почти не участвовала в разговоре, что для нее было необычно.

– Что-то ты грустна, госпожа, – шепнула ей Снефрид. – Или тебя огорчает, что такой прекрасный цветок обречен на скорую гибель?

Сванхейд вздрогнула: в это время она смотрела на Вито и невольно отнесла слова Снефрид к ней.

– Ты думаешь, она умрет? – совсем тихо прошептала она, наклонившись к Снефрид. – Так сказала твоя диса?

В мудрость и могущество дисы Снефрид здешние женщины уже верили, как в силу самой Фригг.

– О нет! – ахнула Снефрид, поняв ее. – Я о цветке.

– У меня… дурные предчувствия, – Сванхейд украдкой показала глазами на Вито. – И ведь тебя с твоим дивокамнем тут уже не будет. Может, оставишь его нам? Свенельд заплатит, если хочешь.

– Нет, я не могу с ним расстаться, – с сомнением сказала Снефрид. – Я получила его… ну, ты знаешь.

За это время она доверила Сванхейд многое из своих приключений, и та уже знала, как Снефрид побывала в хижине у Старика и Старухи. (Особенно Сванхейд и Ульвхильд жаждали услышать подробные описания сыновей-оборотней.)

– Но хотя бы на время! А летом Свенельд привезет его тебе назад, когда они пойдут в Булгарию… Я пару марок золота не пожалела бы, чтобы иметь такой пояс, – вздохнула Сванхейд. – Может, если бы он был у меня, мои сыновья могли бы вырасти…

В доме Олава, кроме Ульвхильд, имелись еще две дочери, рожденные Сванхейд. Их звали Альвхильд и Мальфрид, старшей было семь, а младшей – три года. Но рожала Сванхейд четыре раза. Первый из сыновей, Хакон, умер через несколько дней после рождения, а второй, Бьёрн, родился в начале этого лета, но прожил чуть больше месяца. К появлению здесь Снефрид о нем уже перестали говорить, а Сванхейд никак не показывала, насколько глубоко ее задела эта потеря.

– Ты же понимаешь, моему мужу необходим наследник, – тихо заговорила она, пользуясь тем, что за шумом болтовни ее не услышит никто, кроме Снефрид. – У него был сын от первой жены, родной брат Ульвхильд, но он умер несколько лет назад, еще отроком. И вот у Олава нет никаких сыновей! Я думаю, отчасти поэтому Годо так хотел жениться на Ульви – ведь если их так и не будет, то ее муж сможет унаследовать Хольмгард. Конечно, у Олава есть еще брат, Ветурлиди, но Годо, скажу я тебе, был в десять раз больше похож на конунга, чем этот пузырь волосатый! Люди бы его поддержали. И вот Годо тоже нет, и она говорит, что больше никогда не выйдет замуж! Что нам делать? Спросила бы ты у твоей мудрой дисы!

– Я не могу спросить, что вам делать. На такие вопросы они не отвечают.

– Да, я знаю! – с досадой ответила Сванхейд. – Я раскидывала руны. Они говорят, «препятствие», и что корни его где-то в прошлом. В женщине. В какой женщине? Во мне? Это я не могу родить здорового сына? Я в это не верю, но даже если так, можно ведь как-то помочь? Может твоя диса сказать, какой жертвы желают богини за то, чтобы наконец послать мне здорового сына?

Снефрид подумала немного.

– Знаешь что, госпожа… если сегодня такой день, когда боги посылают знаки… не стоит его упускать. Но только нам потребуется более спокойное место…

– Пойдем в баню!

– Э… не поздно ли? – Снефрид удивилась. – Темно!

– И хорошо. Я не мыться тебя зову, а гадать. Здесь принято гадать в бане. Там же, где рожают. Только тихо…

Отложив веретена, они тихонько встали, стараясь не привлекать внимания, взяли шубы и выскользнули через заднюю дверь женского покоя, чтобы не проходить через гридницу, где Олав с мужчинами пил пиво, рассуждая о прошлых и будущих подвигах. Снефрид успела тайком сунуть за пояс свой жезл вёльвы и запахнула шубу, чтобы никто его не увидел. Поддерживая друг друга, чтобы не поскользнуться – грязь на дворе замерзла в камень, землю припорошил снег, – они пробежали через конунгов двор и площадь к воротам. За воротами было еще несколько дворов, за ними протока, впадавшая в Волхов, а на протоке стояли бани, в том числе и конунгова. Ворота Хольмгарда уже закрыли на ночь, у ворот и на уцелевшей с южной стороны башне стояли дозорные. Запретить королеве выйти, конечно, они не могли, но Былемир – старший вечернего десятка – послал с ними отрока с факелом.