Да, он мог врезаться в свой мир из этого и по-прежнему находился высоко над фермами и живыми изгородями. И мог уловить резонанс — отклик мира Читтагацце, который он только что покинул.
С глубоким облегчением Уилл вернулся в лагерь у озера, закрыв перед этим все окна. Теперь он может найти дорогу домой, теперь он не заблудится, теперь он может спрятаться в случае нужды и передвигаться без опаски.
По мере того как росло его знание, прибывало и сил. Он повесил ножны на пояс и вскинул рюкзак.
— Ну, готов наконец? — послышался саркастический вопрос.
— Да. Если хочешь, могу объяснить, но, кажется, тебе не очень интересно.
— О нет, все, что ты предпринимаешь, меня буквально завораживает. Но забудем обо мне. Что ты собираешься сказать людям, которые идут сюда?
Пораженный Уилл обернулся. Далеко внизу по тропинке медленно поднималась к озеру вереница людей с вьючными лошадьми. Они его пока не видели, но если оставаться здесь, то скоро увидят.
Уилл поднял отцовский плащ, разложенный на камне, — материя успела подсохнуть на солнце и была уже не такой тяжелой. Он огляделся: взять больше нечего.
— Давай пройдем дальше, — сказал он ангелу.
Не мешало бы сделать перевязку, но с этим можно было подождать. Он двинулся по берегу озера, прочь от каравана, и ангел, невидимый в ярком свете, последовал за ним.
На исходе дня они спустились с каменистой горы к ее отрогу, заросшему травой и карликовыми рододендронами. Уилл уже мечтал об отдыхе и чуть погодя решил сделать привал.
В пути ангел был немногословен. Время от времени он ронял: «Не сюда» или: «Слева тропинка полегче», и Уилл принимал его советы; но на самом деле он двигался просто для того, чтобы двигаться и чтобы уйти от каравана, потому что, пока не вернулся второй ангел, покидать это место не имело смысла.
Солнце садилось, и он как будто уже видел своего спутника. В воздухе словно бы мерцали очертания тела, и воздух внутри них казался плотнее.
— Бальтамос, — сказал он, — я хочу найти ручей. Есть поблизости?
— Есть родник ниже по склону, — ответил ангел. — Вон перед теми деревьями.
— Спасибо.
Уилл нашел родник, напился и наполнил флягу. Он хотел спуститься к лесу, но, услышав восклицание Бальтамоса, обернулся и увидел, как прозрачный контур его фигуры понесся вниз по склону… к чему? Ангел был различим как движущееся сгущение воздуха, и Уилл видел его лучше, когда он был на периферии зрения. Ангел как будто застыл, прислушиваясь, а потом взмыл в воздух и метнулся назад, к Уиллу.
— Здесь! — сказал он, и впервые не было в его голосе неодобрения и насмешки. — Барух прошел здесь. Тут окно, почти невидимое. Идем… идем. Идем же.
Уилл нетерпеливо устремился за ним, забыв об усталости. За окном, к которому они подошли, открылся сумрачный ландшафт, похожий на тундру, — равнина, в отличие от гористого Читтагацце, и небо над ней было затянуто тучами. Он вошел, и Бальтамос за ним следом.
— Что это за мир?
— Мир девочки, — сказал ангел. — Они прошли здесь. И Барух ушел за ними.
— Откуда ты знаешь, где он? Ты читаешь его мысли?
— Конечно, я читаю его мысли. Где бы он ни был, мое сердце — с ним, нас двое, но чувствуем мы как одно существо.
Уилл окинул взглядом местность. Никаких признаков человеческой жизни; свет уходил, и с каждой минутой становилось все холоднее.
— Спать здесь не хочу. На ночь останемся в Чигацце, а утром вернемся сюда. Там хотя бы лес, могу костер развести. Теперь я знаю, какой ее мир на ощупь, и всегда найду его ножом… Слушай, Бальтамос! А ты не мог бы принять другой вид?
— С какой стати?
— В этом мире у людей деймоны, а если у меня не будет, это покажется подозрительным. Так что, если собираемся бродить в ее мире, ты притворись моим деймоном и прими вид какого-нибудь животного. К примеру, птицы. Сможешь тогда летать хотя бы.
— До чего утомительно.
— Ну все-таки?
— Я мог бы, конечно…
— Так попробуй сейчас. Давай посмотрим.
Очертания ангела как будто сжались, превратились в маленький воздушный вихрь, а потом на траву под ноги Уиллу слетел черный дрозд.
— Сядь ко мне на плечо, — сказал Уилл.
Птица повиновалась и привычным брюзгливым голосом ангела произнесла:
— Я буду делать это только в случае крайней необходимости. Это безумно унизительно.
— Тем хуже. Как только увидим людей в этом мире, ты становишься птицей. Спорить и ерепениться нечего. Делай как сказано.
Дрозд взлетел с его плеча, растворился в воздухе, и в сумерках обозначилась фигура раздосадованного ангела. Прежде чем вернуться, Уилл еще раз огляделся, примериваясь к миру, где держат в плену его подругу.
— Где сейчас твой товарищ? — спросил он.
— Следует за женщиной на юг.
— Значит, утром мы пойдем за ними.