Янтарный телескоп

— И мы сели ужинать в саду. Я сидела в конце длинного стола, под лимонным деревом, и рядом со мной стояло что-то вроде беседки, украшенной страстоцветами, а моя соседка разговаривала с кем-то напротив, и… В общем, напротив меня сидел человек, которого я пару раз видела на конференции. Мы не были знакомы лично; он был итальянцем, о его работе много говорили, и я подумала, что интересно будет о ней послушать.

— В общем… Он был чуть старше меня, и у него были мягкие чёрные волосы, красивая кожа оливкового цвета и тёмные-тёмные глаза. Волосы всё время падали ему на лоб, а он всё время их убирал, вот так, медленно…

Она показала как. Уилл подумал, что, она, должно быть, очень хорошо это помнит.

— Он не был красивым, — продолжала она. — Не дамский угодник и не обольститель.

Будь он таким, я бы стеснялась и не знала, как с ним заговорить. Но он был милым, умным и смешным, и ничего на свете не могло быть проще, чем сидеть при свете лампы под лимонным деревом среди запахов цветов, жареной пищи и вина и говорить, смеяться и чувствовать, что я надеюсь, что он считает меня хорошенькой. Сестра Мэри Мэлоун флиртовала! А как же мои клятвы? Как же мысли о том, чтобы посвятить свою жизнь Иисусу и всё остальное?

— Не знаю, от вина это, или от моей собственной глупости, или от тёплого воздуха, или от лимонного дерева, или от чего там ещё… Но мне постепенно стало казаться, что я заставляла себя верить во что-то ненастоящее. Я заставила себя поверить в то, что мне хорошо, что я счастлива и довольна одна, без чьей-то любви.

Влюблённость для меня была как Китай: я знала, что он есть, и что там, конечно, очень интересно, и многие туда ездили, но сама туда не собиралась. Я могла бы прожить всю жизнь, так и не съездив в Китай, но это было и не важно, ведь у меня оставался ещё целый мир.

— А потом кто-то подал мне кусочек чего-то сладкого, и я вдруг поняла, что я была в Китае. Если можно так выразиться. А потом забыла об этом. А напомнил мне об этом вкус сладости, кажется, это был марципан. Сладкая миндальная паста, — пояснила она, увидев непонимание на лице Лиры.

Та откликнулась:

— А! Марчпан! — и снова уселась поудобнее, чтобы слушать дальше.

— В общем, — продолжила Мэри, — я узнала этот вкус и тут же вспомнила, как впервые, ещё девчонкой, его попробовала… Мне было двенадцать лет. Я была на вечеринке у одной из подруг, в её день рождения, и была дискотека — когда играют музыку на таком записывающем устройстве, а люди танцуют, — пояснила она, снова заметив недоумение Лиры. — Девочки обычно танцуют друг с другом, потому что мальчики стесняются их пригласить. Но этот мальчик — я его не знала — он пригласил меня на танец, и мы станцевали первый танец, а потом второй и разговорились… И ведь когда тебе кто-то нравится, ты всегда это знаешь, сразу знаешь. А он мне так понравился. И мы всё говорили, а потом нас угостили тортом.

А он взял кусочек марципана и нежно положил мне в рот, и я помню, как пыталась улыбнуться, а потом покраснела, и так глупо себя почувствовала, и влюбилась в него просто за это — за то, что он так нежно прикоснулся к моим губам марципаном.

Когда Мэри это сказала, Лира почувствовала, что с её телом происходит что-то странное. Она почувствовала, что ей как будто дали ключ от большого дома, о котором она не знала, но который всё время был у неё внутри, и, повернув ключ, она почувствовала, как где-то глубоко в темноте открываются двери и зажигаются огни. Она сидела, вся дрожа, а Мэри продолжала:

— И, кажется, на этой вечеринке, а может, на другой, мы в первый раз поцеловались. Это было в саду, из дома доносилась музыка, а среди деревьев было тихо и прохладно, а я желала, всё моё тело желало его, и я знала, что он чувствует то же самое, и оба мы чуть не каменели от смущения. Чуть. Но один из нас пошевелился, и внезапно, как при квантовом скачке, безо всякой паузы, мы поцеловались, и, о, это было больше, чем Китай, это был рай.

— Мы встречались раз шесть, не больше. А потом его родители переехали, и больше я его не видела. Это было так прекрасно, так быстро… Но было. Я знала это. Я была в Китае.

Как странно: Лира точно знала, что она имела в виду, а ещё полчаса назад понятия об этом не имела. А внутри у неё стоял этот роскошный дом с раскрытыми дверями и зажжёнными огнями. Стоял и тихо ждал.

— И в девять тридцать вечера за тем столом в португальском ресторане, — продолжала Мэри, — кто-то дал мне кусочек марципана, и всё вернулось. И я подумала: я что, действительно собираюсь прожить остаток жизни, никогда больше этого не чувствуя? Я подумала: я хочу поехать в Китай. Там столько сокровищ, и странностей, и тайн, и радости. Я подумала: кому станет лучше от того, что я сейчас вернусь в гостиницу, стану молиться, исповедуюсь перед священником и пообещаю никогда больше не впадать в искушение? Кому станет лучше от того, что я буду несчастна?