А коли так, и ты любишь детей — выбирай профессию, благодаря которой сможешь и помогать им, и изучать их.
Корчак выбрал педиатрию. В этой ситуации, на самом деле, абсолютно логично.
Мы, люди, увы, создали столь негармоничный мир, что человек готов прятаться от него куда угодно. Чаще всего, в работу. Пусть даже она нелюбимая (бывает, согласимся, нередко), но привычная, понятная, и с вполне определенным смыслом.
А уж если любимая…
Поиск работы — как поиск дела, в которое можно «спрятаться» от ударов судьбы. Для многих из нас — это один из самых важных, если не важнейших, критериев выбора профессии.
Сыщик «прячется» в поиск преступников, писатель — в слова, композитор — в ноты.
Педагог «прячется» в детей. Дети — это те, к кому можно убежать от реалий мира, рядом с кем можно почувствовать себя сильным и нужным.
Педиатр тоже «прячется» в детей. Свою дисгармонию жизнь продемонстрировала нашему герою рано и жестко.
Куда бежать?
К детям.
Пусть не сразу. Пусть постепенно. Но дорога будет такая.
Дорога от ненавистного мира взрослых, к прекрасному миру детей, которые так нуждаются в тебе, в твоей помощи. Сначала — в тебе, как в педиатре, потом — как в педагоге.
Одна моя знакомая, которая обрела отца в 30 лет, замечательно сказала: «У меня ощущение, будто в моей душе залатали дыру».
Так вот, история с Юзефом Гольдшмитом — про то, как дыра, наоборот — образовалась в душе и, если угодно, в мировосприятии его сына, когда он потерял отца.
Ужас ситуации усиливался еще и от того, что сын потерял папу раньше, чем тот умер.
Может быть, в этой трагической и страшной истории — истоки весьма мизантропического отношения педагога и писателя Корчака к миру взрослых, и того, что Корчак старался иметь с этим миром как можно меньше общего?
Можно гадать. Можно читать книги Корчака и пытаться разгадывать. Очевидно одно: мы говорим о человеке, который в юном возрасте видел, как его любимый «сверхчеловек» превращается в больное, беспомощное, часто неприятное существо.
И с той поры — вечные метания: от приятия жизни к бесконечным размышлениям о самоубийстве.
Мы еще убедимся, что наш герой (о чем почему-то очень редко говорят) был абсолютный мизантроп: ненавидел мир взрослых и обожал мир детей.
Но это все — впереди. Генрик Гольдшмит оканчивает школу и, как ему кажется, знает о себе все: он будет учиться на врача, а параллельно писать.
Потому что прятаться хочется не только в мире детства, но и в придуманных литературных фантазиях.
План жизни ясен. Вперед!
Стараясь не думать о Том, Кого хочет рассмешить тот, кто строит планы.
Глава третья. Театр
Вот уж с чем у нас совсем не ассоциируется Корчак — так это с театром, правда?
А зря… Жизнь человека по имени Януш Корчак началась с театра (точнее, с драматургии). Последнее, что сделал этот человек до того, как его отправили на мучительную смерть — поставил театральное представление.
Увы, мало кто обращает на это внимание. И мне представляется — напрасно…
Театр, театральность были для нашего героя важны.
Впрочем, давайте хотя бы начнем по порядку.
Итак, окончив русскую гимназию, Генрик Гольдшмит в 1898 году поступает на медицинский факультет Варшавского университета, избрав профессию педиатра.
Однако он собирается продолжать писать: нашему герою нравится прятаться от этой жизни за буквы и собственную фантазию.
Никто и никогда не сможет объяснить: почему человек вдруг начинает сочинять. Почему однажды ему становится совершенно необходимо рассказывать о важном с помощью листа бумаги? Почему, уходя из шумных компаний, молодой человек возвращается в свою темную комнату и начинает придумывать что-то, погружая себя в удивительные, фантазийные миры?
Начинал наш герой, как всякий уважающий себя писатель, со стихов. Печальных и лиричных — как и положено молодому человеку. Про любовь, которая не задалась.
В чем-то, конечно, подражал Мицкевичу, которого читал в свое время с табуретки. Но честно пытался найти свой голос. Как умел.
Надо заметить, что Гольдшмит легко ходил к издателям, редакторам журналов, не испытывая по этому поводу никаких комплексов. Брал написанное и шел предлагать. А может быть, время такое стояло на дворе, когда никому не известный писатель мог запросто прийти в журнал со своими творениями.
И вот Гольдшмит принес в журнал стихотворение, которое, разумеется, называлось «Элегия»: любовно-патетическое творение о трагической любви.
Генрик стоял перед издателем и читал — эмоционально, страстно, по-актерски. И вот, когда он выкрикнул: «Позвольте в тесный сойти мне гроб!» — издатель спокойно ответил: «Позволяю. Сходите».
Молодой поэт обиделся. «Элегию» забрал. Видимо, он сам к тому времени уже начал понимать, что стихи получаются у него не очень хорошо. Во всяком случае, с того момента стихов больше не писал — перешел на прозу: очерки, пьесы, повести…
Первую статью под названием «Гордиев узел» постеснялся подписывать собственным именем, поэтому использовал псевдоним.
Тогда еще не было Януша Корчака — появился Ген, который безо всякого стеснения принес свою первую статью в журнал «Шипы».