Читаем Януш Корчак. Жизнь до легенды полностью

Ребенок бессилен против силы взрослых. И это, конечно, вывод очень трагический.

Но прежде чем умереть — причем по случайной вине своего ближайшего друга, — Матиуш пройдет еще один этап: он станет философом.

Корчак так и пишет: «Матиуш стал философом, то есть человеком, который размышляет обо всем, что видит. Сидит целый день и думает. Но это вовсе не значит, что философы — бездельники. Мышление тоже труд и очень тяжелый»[145].

Поскольку две повести о Матиуше исповедальны (по-другому Коорчак просто не умеет), то здесь — очень грустный, личный вывод: нормальный человек в мире взрослых ничего не сможет сделать, у него один выход — заняться нелегким трудом размышлений.

Теми самыми наблюдениями, о которых, если помните, писал Корчак: не для выводов о жизни, а для радости процесса.

И тут выясняется: взрослость человека определяется не количеством выпитого пива, но умением остановить свой бег по жизни и задуматься.

Ни один взрослый человек в двух повестях о Матиуше никогда ни о чем не задумывается. Глагол «размышлять» в отношении взрослых просто не употребляется.

И это тоже характеризует отношение Корчака к миру взрослых: это люди, которые инертно живут по социальным законам.

Зачем же им еще размышлять? О чем? Ради чего?

10

Неожиданно, как всегда, вдруг — сделав Матиуша философом, Януш Корчак выразил свою мечту: ему самому хотелось бы жить, занимаясь раздумьями, мечтами и как можно меньше соприкасаться с этим жестким миром взрослых.

Это было бы просто чудесно…

Но — детский дом… второй детский дом… Дети, которые нуждаются в твоем участии и помощи. И которым никто, кроме тебя, не поможет.

Король Матиуш Первый слишком хорош и искренен для этого мира, чтобы не проиграть.

Придумавший его Януш Корчак не может себе позволить поражения.

Однако молчать по поводу черно-белого — взросло-детского — мира он тоже не будет. Он пишет повесть, в которой четко и внятно говорит о своей невероятной любви к детям, и о своем довольно пренебрежительном отношении ко взрослым.

Он осмелится.

И не остановится.

Окружающий мир слишком часто выражает свой восторг в отношении взрослых и одновременно пренебрежение в отношении детей.

«Мы учим на собственном примере пренебрежительно относиться к тому, что слабее»[146], — заметил Корчак.

Дети слабее взрослых?

Да — если мы говорим о физической силе.

Нет — если рассуждаем о силе души.

Дети достойны серьезного отношения. Взрослые — не всегда.

Это важно.

И Януш Корчак продолжит разговор об этом.

<p>Глава двадцать первая. «Никогда не стану маленьким»</p>1

Однажды Корчак заметил, что он — врач по образованию, педагог по воле случая, писатель по призванию и психолог по необходимости.

Не будем спорить с человеком, когда он оценивает себя сам. Заметим лишь, что своим призванием Корчак считал все-таки писательство.

Надо сказать, что в своих книгах наш герой, действительно, проявлялся мощно и полно. Каждое его произведение, вне зависимости от того художественное оно или публицистическое, конкретно, жестко и очень искренно выражает взгляды писателя.

Повесть «Когда я снова стану маленьким» — не просто не исключение, а серьезное подтверждение этих слов. Кажется, книга написана специально для того, чтобы выразить отношение Корчака к миру детей и миру взрослых.

Вышло это произведение через два года после «Матиуша», в 1925 году. Считается, что это одна из самых лучших и самых зрелых книг писателя. Всякий, кто пишет о Корчаке, повесть эту непременно упоминает. Всякий, кто упоминает, обязательно приходит к выводу, что «Когда я снова стану маленьким» — гимн детству.

Например, Бетти Джин Лифтон — автор чудесной биографии Корчака «Король детей» (книги, к которой мы не раз обращались и еще будем обращаться) — дает повести такую оценку: «„Когда я снова стану маленьким“ — это зрелый, классический Корчак, который водит читателя по игровым площадкам и минным полям детства»[147].

Красиво, ничего не скажешь… И главное — правда. Но только не вся, а лишь ее часть.

Да — гимн детству.

Но при этом еще и «антигимн взрослости»: абсолютное неприятие мира взрослых, резкое и однозначное.

Две повести о Матиуше — это своего рода метафора отношений взрослых и детей. Мир взрослых абсурден, и этот абсурд раскрывается с помощью героя — нормального человека, ребенка. Метафора, которая сразу не бросается в глаза, до нее надо дочитать, догадаться.

«Когда я снова стану маленьким» — повесть, в которой оценки взаимоотношений взрослых и детей раздаются прямо и однозначно. Безо всяких метафор. Резко. Что называется — открытым текстом.

2

Повесть начинается с обращения ко взрослому читателю:

«Вы говорите:

— Дети нас утомляют.

Вы поясняете:

— Надо опускаться до их понятий.

Опускаться, наклоняться, сгибаться, сжиматься.

Ошибаетесь.

Не от этого мы устаем. А оттого, что надо подниматься до их чувств.

Подниматься, становиться на цыпочки, тянуться…»[148]

Помните, почти эти самые слова вложил Вадим Коростылев в уста Учителя, прообразом которого стал Корчак, — героя пьесы «Варшавский набат»?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза