ЯОн

У туалета я услышал нежный голос, зовущий меня. Это была стюардесса.

— Какое счастье, что ты пришел, — она поцеловала меня в губы. — Я боялась, что эта странная девчонка не передаст тебе записку.

Я попытался что-нибудь сказать, но она опять поцеловала меня и тотчас отстранилась.

— Нет времени, — она задыхалась, — самолет в любую минуту может разбиться. Я должна спасти тебя.

— Разбиться? — испугался я. — Но почему, что-то случилось?

— Ничего, — сказала Шели, я знал, что ее так зовут, у нее был бэйджик с именем, — мы специально собираемся разбить его.

— Кто это «мы»? — спросил я.

— Команда самолета, — не моргнув, сказала она, — это приказ свыше. Раз в год или раз в два года мы в щепки разбиваем над морем какой-нибудь самолет, как можно более деликатно, и тогда убиваем одного-двух детей, чтобы люди относились ко всем этим вопросам безопасности в самолетах более серьезно. Ты знаешь, потом они начинают слушать инструктажи о поведении в аварийных ситуациях куда как более внимательно.

— Но почему именно наш самолет? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Не знаю, это приказ сверху. Похоже, что они там в последнее время уловили какое-то слабое место.

— Но…

— Любимый, — нежно прервала она меня, — где находятся аварийные выходы?

Я не очень-то запомнил.

— Да, — печально пробормотала она, — вот оно, слабое место. Не волнуйся, большинство спасется, но ты, я просто не в состоянии подвергать тебя риску.

И тогда она нагнулась и сунула мне в руки пластиковый рюкзак, такой, как носят дети.

— Что это? — спросил я.

— Парашют, — она снова поцеловала меня. — Я скажу три-четыре и открою дверь. И ты прыгнешь. На самом деле, тебе даже не нужно прыгать, тебя просто вытянет.

Но правду говоря, мне совсем ничего не хотелось. Меня никоим образом не прикалывала вся эта история с прыжками из самолета посреди ночи. Шели же истолковала все это так, будто я боюсь за нее, как бы не впутать ее в это дело.

— Не волнуйся, — сказала она мне, — никто и не догадается, если ты не будешь об этом рассказывать. Скажешь им просто, что доплыл до Греции.

От прыжка у меня в голове не осталось ничего, только вода внизу, холодная, как задница полярного медведя. Сначала я еще пытался плыть, но вдруг обнаружил, что могу стоять. Начал идти по воде в сторону огней. У меня страшно болела голова, а рыбаки на берегу гонялись за мной, вымогая доллары, делая при этом вид, что со мной приключилась беда, и они мне помогают: перетаскивали меня на плече, пытались делать искусственное дыхание. Я дал им несколько мокрых бумажек. А когда они начали растирать меня водкой, тут уж я просто вышел из себя, и врезал одному из них. Только тогда они удалились, несколько обиженные, а я снял номер в гостинице Холидей-Ин.

Всю ночь мне не удавалось заснуть, похоже, что из-за разницы во времени, я лежал в постели и смотрел телевизор. CNN в прямом эфире отслеживало операцию спасения пассажиров самолета, что было несколько волнительно. Я видел разных людей, которых запомнил по очереди в туалет, как их вытаскивают из воды в резиновые лодки, как они улыбаются в видеокамеру и машут на прощанье. По телевизору вся эта операция по спасению выглядела как-то страшно солидарно, всех сближая. В конце концов, выяснилось, что кроме одной девочки, никто не погиб, да и она, как обнаружилось, была лилипутом, которого разыскивал Интерпол, так что катастрофа производила очень приятное впечатление. Я встал с кровати и пошел в ванную. Даже оттуда я мог слышать, как весело и фальшиво поют спасенные. И на секунду, из пропасти моего заточения в этом убогом номере, я представил себя там, вместе со всеми, вместе с моей Шели, пристегнутым к днищу спасательной лодки и приветственно машущим в видеокамеры.

Моя обнаженная девушка