Япона осень (СИ)

Броня была преимущественно деревянная, но выглядела аутентичненько. Даже интересно, какой умелец ему такую сделал… Она, конечно, не могла защитить от чего-то серьёзного, но красиво же!.. Героично, эпично. Я бы тоже от древнерусского доспеха не отказался, между прочим!..

— Однако господин Мураяма считает, что есть гораздо лучший вариант нашего с вами… Сосуществования! — между тем, сообщил переводчик.

— Да ну? — как-то недобро усмехнулся Иваныч.

Японец в броне снова заговорил, а парень-азиат, знавший русский, старательно перевёл слова начальства:

— Господин Мураяма предлагает вам добровольно освободить эти земли и убраться в леса, в которых вам привычно и где вам самое место!

Под конец фразы лицо бедного переводчика начало вытягиваться.

Надо сказать, остальные японцы тоже напряглись и потянулись к оружию.

— Ага! — согласился Иваныч.

— Вы согласны? — удивился на японском этот самый Мураяма, причём нам даже переводчик не понадобился, чтобы его понять.

Остальные японцы сразу заулыбались, расслабились…

— Ну, конечно, согласны, морда наглая! — ответил Иваныч, тоже улыбнувшись.

Звук взводимого курка сменился частыми выстрелами. Иваныч стрелял быстро, но не особо метко.

А я успел откатиться в сторону и хотя бы целился. На двоих мы сделали двенадцать выстрелов и убили десять японцев, прежде чем они успели опомниться.

Остальных пришлось добивать топорами. К счастью, револьверы выбили всех серьёзных бойцов, пришедших на переговоры. А те, кто остались, сопротивления оказать не смогли.

— Ну ведь можно было!.. — я так и не нашёлся, что ответить, и просто сокрушённо вздохнул.

— Вано, я тебе так скажу… — наставительно заметил Иваныч, пытаясь оттереть кровь с рук травой. — Не надо вести переговоры с фашистом, который пришёл забрать твой дом и имущество. Надо его просто убить! Как только понял, чего ему надо — так сразу и убивай.

— А вдруг они просто… Ну, скажем так, собирались торговаться от высоких ставок? — уточнил я.

— Этот, Мураяма который? Да у него на лице написано, что он урод! — отмахнулся Кукушкин. — Буду я ещё слушать этого нациста недобитого… Им, видите ли, нужна эта земля! А нам, видите ли, валить в леса и не высовываться! Ну просто зашибись!.. Так, а ты тут что?

Мэр нагнулся почти к самой земле и перекатил одно из тел. К нему поднялась дрожащая рука, и слабый голос выдал что-то в духе:

— Са-а!

— Ты мне ещё тут пошипи! — вскинув топор, Кукушкин опустил его на выжившего.

И без того слабый крик несчастного резко оборвался. А Кукушкин выпрямился и с удовлетворением осмотрел пространство под навесом, заваленное трупами. После чего сообщил мне:

— Вот такие фашисты мне нравятся! — и, поправив воротник заляпанного кровью пиджака, пошёл на выход.

— Нет, ну мне они тоже больше нравятся в таком виде! — не стал я спорить. — Но теперь-то что? Иваныч, блин! У нас все работы на северном берегу реки встали из-за этого сраного нашествия!

— А если бы я с этим Мураямой поторговался, они бы не встали? — подняв бровь, не согласился Иваныч. — Вано, ну я тебя умоляю! Ты вон, сходи с беженцами пообщайся и узнай, чего эти подлецы творили. Среди них незамазанных кровью не осталось. Вон, даже переводчик, небось, успел неплохо покутить: на нём рубаха с чужого плеча. Дорогая, между прочим! То есть, за красивые глаза на раздаче благ ему бы её не отдали. Значит, он сам бывшего хозяина этой рубахи убил. Так что ты не сомневайся: они сюда не дружить с нами пришли!