В дни сентябрьского - октябрьского противостояния в центре Москвы ельцинистов, укрепившихся в Кремле, и сторонников советской власти народных депутатов, оборонявших здание Верховного Совета, мы с женой и двенадцатилетним сыном не раз ходили к баррикадам политических противников Ельцина, чтобы выразить им поддержку. В те дни с утра до вечера там находились тысячи людей, стихийно стекавшихся к стенам Верховного Совета, чтобы своим присутствием демонстрировать солидарность с народными депутатами. На массовых митингах, то и дело возникавших у стен Верховного Совета, толпы людей с красными флагами и церковными хоругвями слушали речи защитников советской власти, поддерживая приветственными криками и аплодисментами находившихся на балконе ораторов, заявлявших о своей решимости бороться против установления в стране ельцинской диктатуры. В ответ на их речи тысячи собравшихся перед балконом людей либо скандировали лозунг "Банду Ельцина под суд!", либо пели такие волнующие сердца русских людей боевые песни как "Вставай, страна огромная", "Наверх вы, товарищи, все по местам", "Смело, товарищи, в ногу".
В воскресенье 3 октября во второй половине дня мне пришлось участвовать в собрании активистов движения в защиту Курильских островов. В своем выступлении на этом собрании я подверг резкой критике тех перевертышей из числа российских научных работников и журналистов, которые ратовали в те дни за уступки японцам Южных Курил. В этом же выступлении выразил я недоумение и тревогу по поводу намеченной на 13 сентября поездки в Японию российского президента. Участники собрания, среди которых были такие видные японоведы как Б. П. Полевой и А. А. Кошкин, сурово осудили происки японских агентов влияния и дружно подтвердили свое намерение давать и впредь отпор этим проискам.
В тот день дома вечером я не застал ни жену, ни сына - они, как оказалось потом, пошли на митинг противников ельцинской власти, собравшийся в районе Смоленской площади. Вернулись они часов в 8 вечера в радостном возбуждении.
- Победа! Победа! - прокричала жена, войдя в комнату.- Мы видели, как по Садовому кольцу бежали от демонстрантов милиционеры, как трусливо побросали они свои щиты и дубинки. А потом мы видели штурм демонстрантами здания московской мэрии. Даже хотели было ехать вместе с ними к телецентру в Останкине. Но потом решили все-таки не вызывать у тебя беспокойства своим долгим отсутствием и вот вернулись, чтобы сообщить тебе долгожданную новость!
В тот момент мой сын Саша протянул мне с гордостью собранные им на месте штурма стреляные милицейские гильзы...
Далее же, ближе к ночи, когда прервались передачи Останкинского телецентра, а другие телецентры и радио стали сообщать о пожаре и стрельбе в районе Останкино, стало ясно, что наша радость была преждевременной: в борьбу с практически невооруженными демонстрантами включились армейские части и отряды омоновцев, и это сразу же изменило обстановку. Наши надежды на победу противников ельцинской клики стали быстро рассеиваться...
Ранним утром 4 октября, находясь дома у экрана телевизора, мы зрели жуткую картину бесцеремонного расстрела из танков красавца-здания Верховного Совета. Сначала снаряды крошили его белые каменные стены и оконные стекла, а затем с его верхних этажей повалил черный дым и из оконных проемов вырвались наружу оранжевые языки пламени. В это же время к стенам здания стали медленно приближаться бронетранспортеры, а за ними, пригибаясь, двигались с автоматами в руках десантники-пехотинцы. Потом спустя полчаса из центрального подъезда начался выход небольшими группами защитников здания - народных депутатов. Сквозь плотные шеренги вооруженных солдат в касках их направляли к автобусам и увозили куда-то...
Это был черный день России: деспот, опиравшийся на поддержку банды хапуг - расхитителей государственной собственности, вороватых чиновников из числа бывшей партноменклатуры и зажиревших генералов, забывших о воинском долге и чести, потопил в крови мятеж патриотов: при штурме здания Верховного Совета погибли по самым минимальным данным около 140 его безоружных защитников.
В те дни, разумеется, личность Ельцина уже не вызывала у меня никаких иллюзий, никаких надежд на светлое будущее России. Учиненная им и его "демократическим" окружением кровавая расправа со своими политическими противниками, отказавшимися мириться с незаконным разгоном Верховного Совета и установлением единовластной ельцинской диктатуры, окончательно сорвала с него маску поборника западной демократии и обнажила его жадное стремление к безраздельному самовластию. Стало ясно, что этому дубиноголовому деспоту абсолютно чужды такие понятия как любовь к Родине и забота о благе ее народа. Будущее России его не интересовало - его заботили лишь личное благополучие и упрочение своей по сути дела царской власти над Кремлем и всей страной.