После прихода к власти воинского сословия в XII веке законы стали опираться на нормы семейных моральных наставлений (какун) и приобрели локальный характер. В эпоху Токугава эта традиция была продолжена. Правосудие осуществлялось раздельно, по удельным княжествам. Олицетворением закона и справедливости выступал сам удельный князь, а исполнение распоряжений, как местных, так и присланных из столицы, контролировали его доверенные лица. В столичном суде один и тот же правительственный чиновник совмещал обязанности прокурора и судьи. В помощь самураям, охранявшим общественный порядок (ёрики), выделяли помощников из числа простых жителей (окаппики). Все имевшие отношение к отправлению правосудия автоматически возвышались в глазах простого народа.
Спецназ эпохи Токугава: захват вооружённого преступника.
Казнь простолюдина.
В целом наказания выносились суровые, но система не имела всеобщего и формального характера. Посещавшие Японию иностранцы писали: «Японские законы кровожадны, они почти не знают разных степеней вины» (Зибольд и др., 342). «Произвол господствующего класса составлял единственный закон в стране; жизнь нетитулованного лица не ценилась ни во что, и каждый хозяин… мог по своему усмотрению карать и миловать своих челядинцев, как хотел. Пытка и самые свирепые виды смертной казни: распятие на крестах и сжигание живыми, варение в кипятке или в конопляном масле… составляли обыденное явление; а резание голов считалось чуть ли не лёгкой исправительной мерой» (Мечников, 109).
В деревнях практиковалась круговая порука и групповая ответственность: за тяжкий проступок одного наказывали всю пятидворку и семью провинившегося. Ближайшие соседи и родственники клеймились позором за то, что не удержали виновного от нарушения, и просили прощения у общины за недосмотр. Общинная психология обрекала на тяжёлые испытания всех, кто хоть как-то соприкасался с преступником.
Свидетельство очевидца той эпохи: «Дома разделены по пяткам, и жители, состоящие в одном пятке, отвечают друг за друга; каждый обязан доводить до сведения касхира(старший «пятёрки», орфография автора сохранена. — А.П.), касхирпередаёт известие оттону, а тот городовому совету; так что мало сказать, что одна половина нации наблюдает за другой; вся нация смотрит за собой в сотни тысяч глаз. Главы семейство должны смотреть беспрестанно за той частью улицы, которая прилегает к их дому; малейший случай, побои, ссора между посторонними — приписываются их нерадению. Кто забудет сделать самое незначительное донесение, того приговаривают к штрафу, телесному наказанию, тюрьме или домашнему аресту. Это последнее наказание гораздо строже в Японии, чем во всех других странах: всё семейство виновного лишается позволения иметь сообщение с кем бы то ни было; двери и окна дома запираются, чтобы предупредить бегство» (Зибольд и др, 341).
Проявления такого отношения к родственникам осуждённого просматриваются в японском обществе и сегодня. Лидера преступной секты Аум синрикё Сёко Acaxapa арестовали в 1996 году, когда его младшему сыну было всего несколько месяцев. Дети Асахары ощутили груз традиции на себе. Над ними издевались в школе, не принимали в вуз, на работу, не сдавали жилья. Младшего сына после издевательств в муниципальной школе перевели в частную. Два года назад дочери арестованного, страдающей хроническим депрессивным синдромом, японский университет отказал в приёме на том основании, что она «нанесёт ущерб учебной атмосфере заведения, хотя прямо ни в чём не виновата». Бывший профессор криминологии Университета Мэйдзи, а ныне действующий адвокат Коити Кикута подтверждает «В глазах японской общественности родственники преступника разделяют с ним его вину. Этот случай ясно показывает, что в японском общественном сознании отсутствует понятие о правах осуждённого и его родственников» (Kakuchi, 1).