Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

Днем и ночью она сетовала на бессердечие супруга, не понимая, что тело ее одряхлело. Все свободное время она посвящала молитвам, умоляя богов, чтобы те вернули ей любовь мужа[971]. Как она только не старалась: всегда носила с собой вырезанного из камня божества в виде нефритового стебля. Она приносит дары Сётэну[972], но божество не внемлет ее просьбам. По этой причине она либо совершает поклонения Божеству-предку Дорог[973], взывая к божествам о ниспослании любви мужчин, где молится усерднее других. Либо она идет на «Праздник мужчин»[974] к «томэ» из Ига[975] на Склон Лиса[976], где «томэ» танцует, выбивая раковины «морское ушко» в форме женских половых органов. Либо ходит к Акомати[977], прислужнице Инари, которая сведуща в любовных снадобьях[978] и развлекается, перебирая кусочки сушеной рыбы пеламиды в форме фаллосов. Либо Божеству-предку дорог с улицы Годзё[979] она подносит дары на рисовом тесте в виде тысячи блюд, а божеству Ясидзин в храме Тодзи жертвует по сто корзин с угощениями из риса. Либо во время процессий Дэнгаку и Сисимай плясала, совершая подношения божествам в виде шелковых лоскутов «митэгура», кружилась в танце[980].

Все свидетельствовало об одержимости госпожи злыми духами: и горящий, как у ядовитой змеи пред броском, взгляд, и лицо, искаженное ненавистью. Несчастная проливали слезы о неразделенной любви, что смыло часть косметики на ее лице. Госпожа разочаровалась в мужчинах, пребывая в глубокой скорби. Сердце ее томилось в смятении чувств. Ей надлежало бы, сбрив седые волосы, постричься в монахини, но сердце ее все еще пребывало в нерешительности, и она довольствовалась остатками любви.

Ее так и прозвали — «Змея-долгожительница». И хотя за свою жизнь она совершила немало ошибок, у нее родилось много детей, а поэтому оставим ее и перейдем к описанию следующей особы.

Вторая супруга.

Вторая супруга одного возраста с мужем. И хоть ее невозможно сравнить с Си Ши[981], но и заметные недостатки у нее отсутствуют. Она обладает покладистым характером словно вода, наполняющая сосуд. Как облако, податливое дуновению ветерка, ее характер и не тверд, и не мягок. Стоит ли говорить, что она превосходно шьёт, окрашивает ткани, занимается ткачеством и прядением. Она настолько преуспела в управлении домом, торговых делах, сообразительности и бережливости, что [супруг] ей не нахвалится. С утра до вечера ей нравится хлопотать по хозяйству: готовит [блюда], что всем по душе, а зимние и летние наряды у нее всегда подготовлены в соответствии с сезоном. «Эбоси»[982], «каригину»[983], «хакама»[984], «авасэ-но кину»[985], «акомэ»[986], «утиги»[987], «фусума»[988], «хитоэ»[989], «сасинуки»[990], «суйкан»[991], «каммури»[992], «уэ-но кину»[993], «хампи»[994], «ситагасанэ»[995], «оокути»[996], «уэ-но бакама»[997], «оби»[998], «тати»[999], «сяку»[1000], «оги»[1001], «куцу»[1002], «таби» («ситодзу»)[1003], «мумакура»[1004], «юми»[1005], «янагуи»[1006], «дзюся»[1007], «кувандзоку»[1008] — все это благодаря ее заботе в безупречном порядке.

Возлюбленный одиннадцатой госпожи.

Возлюбленный одиннадцатой госпожи — знаток поэзии при дворе по имени Какинамото-но Цунэюки. Он сведущ в игре на музыкальных инструментах и сложении стихотворений «вака». С легкостью играет на духовых и струнных (щипковых) инструментах. Он владеет «сяу-но кото», «кин», «бива», «вагон», «хогё», «сякухати», «го» (иги), «сугороку», «сёги», «танги», «мари», «коюми», «хотё», «рёри», поэзией «вака», древним стилем стихосложения, являясь мастером, которому нет равных в Поднебесной. Искусен он и в составлении стихотворных цепочек.

От него веяло древним стилем стихотворения «Цветы, цветущие в гавани Нанива» и черпал стиль из стихотворения «Обильные реки». Не испытывал сложности при написании «тега», «танка», «сэдо», «конбан», «рэнга», «какусидай», «кои» и «ихаи». Он достиг формы стихосложения в тридцать один слог как в песни о восьмислойных облаках Идзумо Сусаноо-но микото и песни об обильных реках Сётоку-тайси. Постиг суть «Манъёсю», «Синсэн Манъёсю», «Кокин вакасю», «Госэнсю», «Сюисё» и различных авторских поэтических сборников.

Не может он считаться менее совершенным, чем Сарумару-но Утикими и принцесса Сотобори. Не уступает он и Осикоути-но Мицунэ, Ки-но Цураюки, Оно-но Комати. Он достиг стиля преподобного Хэндзё с горы Ханаяма. И хотя он был прекрасным мастером стихосложения, критиковали его в основном за то, что у него нет вкуса реальности. Стихотворения его вызывали чувства подобно тому, как смотришь на женщину, нарисованную на картину. И про Ариварано Нарихира, который достиг величайшей славы поэта, говорили стихотворения его зачастую вульгарны, подобно торговцу, разрядившемуся в роскошные одежды. О других, ставших на путь стихосложения, и говорить не следует. С древних времен до нашего времени их были многие тысячи.