Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж

Затем началось покорение воздуха, сулившее колоссальные выгоды как в военном, так и в экономическом плане. Поражение Японии и Германии во второй мировой войне во многом было вызвано невозможностью добиться стабильного господства в воздухе даже над собственной территорией, не говоря уже о территории противника, что и привело их к неминуемому краху. Одновременно Соединенные Штаты все более активно замещали Великобританию в качестве главного «силового центра», окончательно приобретя эту роль в результате войны. Послевоенный мир можно с полным правом назвать Pax Americana, хотя Великобритания остается одним из главных участников «силового центра». Встроившись в Pax Americana, Япония отказалась от геополитических имперских амбиций, довольствуясь экономическим долевым участием в деятельности «силового центра» (посылка личного состава Сил самообороны в Ирак или Афганистан имеет гораздо более символическое, нежели реальное военное значение).

В целом такое положение сохраняется и в последние 15–20 лет, когда к традиционным «великим путям» добавились новые – информационные, едва ли не важнейшие или, по крайней мере, абсолютно необходимые для осуществления глобализации. Вторая половина и конец 1980-х годов – время не только беспрецедентного «прорыва» в области информационных и электронных технологий. Это еще и время распада СССР и краха «советского блока», что едва ли случайно совпало во времени. Во всяком случае, именно эти два обстоятельства оказывали и продолжают оказывать определяющее воздействие на нынешний этап глобализации. То есть на «глобализацию» в узком смысле слова.

Глобальные информационные пути и «сети» способствуют созданию так называемой «общечеловеческой культуры». Процитирую Н.С. Трубецкого, с которым на сей раз полностью согласен. «Культура должна быть для каждого народа другая. В своей национальной культуре каждый народ должен ярко выявить всю свою индивидуальность, причем так, чтобы все элементы этой культуры гармонировали друг с другом, будучи окрашены в один общий национальный тон. Отличия разных национальных культур друг от друга должны быть тем сильнее, чем сильнее различия национальных психологий их носителей, отдельных народов. У народов, близких друг к другу по своему национальному характеру, и культуры будут сходные, но общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, невозможна (курсив мой – В.М.).

При пестром многообразии национальных характеров и психических типов такая «общечеловеческая культура» свелась бы либо к удовлетворению чисто материальных потребностей при полном игнорировании потребностей духовных, либо навязала бы всем народам формы жизни, вытекающие из национального характера какой-нибудь одной этнографической особы, и в том, и в другом случае эта «общечеловеческая» культура не отвечала бы требованиям, поставленным всякой подлинной культуре. Истинного счастия она никому не дала бы». Именно это торжество материализма, «торжество орануса», пользуясь остроумным выражением В.О. Пелевина, мы видим в «потребительской культуре», постепенно вытесняющей все прочие.

В статье «Вавилонская башня и смешение языков» (1923) Трубецкой привел еще один аргумент против «всеобщей одинаковости», сославшись на соответствующее библейское предание. Принимать или не принимать его – дело личной веры и убеждений каждого, но задуматься над ним стоит, особенно когда нам так настойчиво говорят о духовных «общечеловеческих ценностях»:

«Стремление к уничтожению многообразия национальных культур, к созданию единой общечеловеческой культуры почти всегда греховно… «Братство народов», купленное ценой духовного обезличения всех народов, – гнусный подлог… Попытка заменить естественное органическое единство живых ярко индивидуальных культур механическим единством безличной общечеловеческой культуры… явно противоестественна, богопротивна и кощунственна».

Потребление, доведенное до совершенства

В сентябре 2002 г. в московской Высшей школе экономики выступал Таити Сакаия, специальный советник правительства Японии, человек, некогда сменивший государственную службу на «вольные хлеба» аналитика и публициста, а затем вернувшийся в один из кабинетов в качестве министра. Его лекция многозначительно называлась «Японская экономика – реформирование индустриального общества в интеллектуальное». Десятью годами раньше в нашей стране вышла его книга «Что такое Япония?»[36], которая, несомненно, была прочитана всеми, кому это интересно. В свете нашей темы она особенно значима, поскольку автор задался целью всесторонне и в то же время просто и понятно описать современную японскую цивилизацию. Еще большую ценность ей придает то, что она написана в начале нового этапа глобализации и непосредственно перед крахом «экономики мыльного пузыря». Интересно и поучительно сравнить ее положения, с тем, что автор говорил и писал в совершенно иных условиях.