Япония в меняющемся мире

Как один из главных теоретиков японской национальной идеи и национального характера, Мотоори Норинага не уставал подчеркивать исключительность положения и миссии Японии в мире: «Только в божественной стране, где правит император, суть этого <Истинного - В.М.> Пути⁴ передается должным образом из поколения в поколение»⁵. Мотивируя «избранность» Японии божественным происхождением страны и «непрерывностью в веках» (бансэй иккэй) ее императорской династии, Норинага настаивал, что все другие страны «должны почитать божественную страну и подчиняться ей, все в мире должны следовать ее истинному Пути». В то же время он признавал, что «Истинный Путь... един для всех стран», т.е. не является принадлежностью одной только Японии; просто другие страны утратили понимание «Истинного Пути», проповедуя вместо него «ложные». Одним из ключевых понятий философии Мотоори является «истинное сердце» (магокоро), понимаемое как воплощение «Истинного Пути» и Традиции.

Разумеется, он говорил о магокоро прежде всего как о «японском сердце» в противоположность «китайскому сердцу» (карагокоро)₉ но трактовал их больше в духовном, философском и этическом, нежели в сугубо этническом плане, видя подлинное величие японского магокоро в его универсальности. Несколькими десятилетиями позже его ученик Хирата решительно утверждал, что магокоро, а, следовательно, пониманием «Истинного Пути» обладают только этнические японцы, причем не в силу особых добродетелей, а по праву рождения и крови.

Учение Мотоори было развито Хирата, сочетавшим политику и теологию. Один из главных теоретиков синто нового времени (существует даже термин Хирата синто), он на словах отвергал все иностранные идеи, хотя, как видно из его работ, не только прекрасно знал буддийскую, конфуцианскую и христианскую традиции, но и умело применял в своей философии и теологии то, что казалось ему ценным. Национальная ограниченность уживалась в учении Хирата с прагматизмом, позволившим ему не только сделать свои идеи популярными, но и превратить их в мощный фактор духовного, а затем и политического воздействия. Собственных, оригинальных идей у него было сравнительно немного: он сам видел в себе прежде всего ученика Норинага, продолжателя и завершителя его трудов, систематизатора и кодификатора доктрин «национальной науки».

Важной новацией Хирата была окончательная политизация «национальной науки»: неизменно подчеркивая свою лояльность к режиму сёгуната, он сначала пытался заинтересовать власти своими теориями, а после неудачи подобных попыток начал осторожно проводить идеи «восстановления» императорской власти, за что подвергался преследованиям. Он же придавал большое значение количественному росту и консолидации рядов своих учеников, стремясь превратить школу в идейный и духовный авангард растущей контр-элиты. Эту работу успешно завершил его приемный сын Канэтанэ, переживший консервативную революцию Мэйдзи исин (1868; в отечественной историографии ее принято называть «реставрация Мэйдзи») - переломный момент новой истории Японии — и сыгравший определенную роль в ее подготовке.

Чьи же интересы выражала «школа национальных наук» и кто ее поддерживал? При всей несомненной ориентации на религиозно-философские, метафизические и исторические проблемы, она стала мощным фактором не только духовной и идейной, но социально-политической жизни позднетокугавской Японии. Движущей силой исторического действия являются классы (в метафизической интерпретации, касты), но массовому действию неизбежно предшествует интеллектуальная и организационная работа одиночек, потому что большие группы на это не способны. Мы будем исходить из теории «смены элит» В. Парето, согласно которой наряду с элитой существует «контр-элита», типологически идентичная ей, но находящаяся в оппозиции. В критические периоды истории происходит смена элит (которые, как правило, просто меняются местами) и, соответственно, смена идеологий, но само фундаментальное соотношение «элита — массы» остается неизменным. Контр-элита противопоставляет себя правящей элите как организационно, так и идеологически, причем идеологическая, духовная оппозиция, как более «безобидная», формируется раньше. «Школа национальных наук» была идейной (а в некоторых отношениях уже и организационной) оппозицией режиму сёгуната с его опорой на неоконфуцианство и стремлением к автаркии, к «подмораживанию» структур и порядков, отживших свой век. Разумеется, нельзя объяснить события Мэйдзи исин только воздействием «национальной науки», но именно она вкупе с возрождавшимся синто стала ее духовной, идеологической и пропагандистской основой.