Японская война. 1904

Евгений Иванович Алексеев стал наместником Его Императорского Величества на Дальнем Востоке летом прошлого года, а вообще он на Квантун приехал еще в 1899-м. Как раз успел поучаствовать в подавлении Боксерского восстания, и, наверно, в те дни он окончательно осознал, что это место можно подчинить только силой. Не жестокостью, а именно силой державы, которая должна была притянуть и поглотить новые земли.

Поэтому он и активно включился в работу Безобразовских концессий в Корее, и искренне поддержал императора в его готовности следовать заветам прадеда. Место, где был раз поднят русский флаг, больше он опускаться не должен.

— Полковник Макаров прибыл по вашему приказанию, — доложил старый слуга, который прошел с наместником сквозь годы и три кругосветных путешествия.

— Проводите его ко мне, — кивнул Евгений Иванович, думая, как выстроить этот разговор.

С одной стороны, Макаров заинтересовал его еще когда генерал Засулич доложил о завербованных им корейцах: умение поставить себя с малыми народами говорило бывалому путешественнику о многом. С другой стороны, полковник был, прежде всего, военным, а значит, по умолчанию входил в орбиту Куропаткина и тех лиц, что представлял бывший военный министр. Впрочем, могло ли это говорить о личных политических взглядах Макарова? Вовсе нет…

Алексеев решил начать издалека.

— Что вы знаете о Ходынской трагедии, полковник? — спросил он, разжигая трубку и приглашая своего гостя пройти на балкон, с которого открывался вид на Ляоян.

— Коронация, больше тысячи смертей, трагедия… — осторожно ответил Макаров.

— Не стесняйтесь, говорите все, — подтолкнул его Алексеев, заинтересовавшись, испугается полковник или нет.

— Личная ошибка царя, которая принесла ему прозвище Кровавый, — его гость не испугался.

— Почему личная? — Алексеев ждал. — Раз мог царь лично предотвратить все эти смерти?

— Не мог, — согласился Макаров. — Но он точно мог объявить траур, а не идти в тот же вечер на прием к французскому послу и танцевать там три часа. Знаете, что писали об этом? Между русским и французским народами в тот день царь выбрал чужой.

— Вот с этого я и хотел начать наш разговор, — лицо Алексеева окаменело. — Трагедия, которая унесла больше тысячи жизней в мирный праздничный день, в итоге становится предметом интриг между ветвями дома Романовых.

— Что? — Макаров задумался.

— Та версия, которую вы рассказали, продвигалась Михайловичами, потомками Александра Михайловича.

— Сына Михаила Николаевича? Младшего брата Александра II?

— Все верно, атака на Александровичей, основную ветвь семьи, попытка снести с Москвы Сергея Александровича и ослабить личные позиции Николая II, — наместник чувствовал, что Макаров с непривычки поплыл, потерявшись в именах августейшей фамилии, но ему было важно, чтобы тот сам дошел до нужной идеи.

— Я понимаю, что борьба за власть была, есть и будет, — наконец, заговорил полковник, — но… Разве это отменяет личное решение Николая отправиться на французский прием?

— А вы вспомните, какие у нас были отношения с французами в то время.

— Если вы про союзный договор, — полковник показал неожиданную осведомленность, — то его заключил еще Александр III, и вряд ли французы бы сильно обиделись, если бы царь пропустил один-единственный прием по такому поводу.

— Все же заметно, что вы редко бываете в столице: вы много слышали, но не знаете всего, — Алексеев покачал головой. — Договор, заключенный еще при Александре Александровиче, был секретным, даже наследник узнал о нем только после коронации и должен был его перезаключить. А теперь представьте момент…

Алексеев поделился своими личными воспоминаниями. Набравшая силу Пруссия, ищущая нового врага, отброшенный от власти Бисмарк, который раньше сдерживал ее амбиции на востоке, смена династии и единственный сильный союзник, который не спешит подтверждать договоренности о взаимной поддержке в случае войны. В итоге это был выбор не между трауром и весельем, а между силой и слабостью, которая легко могла закончиться большой войной.

— Это… ваши впечатления, — Макаров не спешил принимать точку зрения наместника, — но действительно ли все было так, мы не знаем.

— И тем не менее, — подвел черту Алексеев, — вы теперь знаете и эту точку зрения. Знаете, что в Петербурге с первого дня царствования Николая II идет борьба за власть, за ресурсы. Семья, разбившаяся на кланы. Министры, которые думают больше о личных интересах и амбициях, чем о благе страны. России, чтобы пройти через этот шторм, нужна сильная власть. Нужен царь-победитель, который сможет приструнить тех, кто позволяет лишнее. Нужны новые земли, которые пойдут тем, кто его поддержит. Нужна сильная страна, которая должна быть важнее денег или власти.

— И чего вы хотите от меня? — полковник правильно понял суть.