Японские мифы. От кицунэ и ёкаев до «Звонка» и «Наруто»

В войнах периода Мэйдзи Япония впервые заполучила колонии. Еще в эпоху Эдо были захвачены острова Рюкю (современная префектура Окинава), а также весь северный остров Хоккайдо. Однако эти области не были колонизированы в современном смысле этого слова вплоть до Реставрации Мэйдзи. Начиная с 1870-х годов многих японцев стимулировали переселиться на Хоккайдо и на Рюкю. Китайско-японская и Русско-японская войны также закончились тем, что Япония получила новые территории: Формозу (современный Тайвань) от Китая, Курильские острова и Южный Сахалин от России. И в конечном итоге весь Корейский полуостров, формально аннексированный в 1910 году, тоже перешел под власть императора. Все эти регионы были населены народами, которые никогда не разделяли синтоистских верований. Требовалась экспансия синтоизма в колонии и на их население. Для этого были придуманы новые мифы.

Проще всего было с Кореей. В древних японских хрониках существовала легенда об императрице Дзингу (см. главу 3), которая якобы завоевала южную половину Корейского полуострова. Мифические завоевания Дзингу не только оправдывали присоединение территории к японскому государству, но и давали возможность приобщить корейцев к государственному синтоизму. Небольшое количество синтоистских святилищ было построено на Корейском полуострове японскими торговцами или изгнанниками еще во времена вторжений Тоётоми Хидэёси в 1590-х годах, и теперь, при колониальном правительстве, они быстро разрастались. Предки корейцев тоже считались своего рода ками, как и предки японских кланов, но имели более низкий статус. Это позволило корейцам служить императору и поклоняться ему, даже находясь на более низком социальном уровне, чем японцы. Со временем поклонение синтоистским святыням стало обязательным для большинства жителей Кореи, поскольку являлось частью японской стратегии по их культурной идеологической обработке[141].

На Тайване, Сахалине и других японских территориях под контролем государства также появлялись подобные центры синтоистских верований. Но поскольку исторического обоснования японского контроля над этими землями не было, их коренное население не удавалось представить давно потерянными подданными императора. Вместо этого появилась другая идея: жители этих мест — счастливчики, которых защитили от европейской колонизации, чтобы помочь японцам освободить остальную Азию. Местные религиозные верования были затронуты меньше, чем в Корее, но всё же явно поставлены ниже поклонения японским богам, главным из которых был император. Как и в Корее, новые святилища, созданные для поклонения местным героям и обобщенным представлениям о государстве, должны были пропагандировать синтоизм, хоть и не так активно, как в других регионах империи[142]. Государственный синтоизм, возможно, не полностью охватил колонии за пределами Кореи, но проблем с популяризацией у него не было.

Фольклорные предания более поздних эпох в начале ХХ века также превратились в инструменты национализма. В результате этого стала еще более популярной история о Момотаро Персиковом мальчике. Созданная в XV или XVI веке, легенда о Момотаро была хорошо известна в эпоху Эдо.

Сказка начинается с того, что пожилая бездетная пара находит персик, плывущий по реке. Старики подобрали персик, внутри которого оказался маленький мальчик. Пара назвала его Момотаро, что значит «персик», и он вырос отважным и сильным. Достигнув совершеннолетия, Момотаро решил отправиться на Онигасиму, остров духов они, чтобы победить живущее там могущественное племя бандитов. По пути туда он подружился с собакой, фазаном и обезьяной: с каждым животным Момотаро делился едой, а они предлагали в ответ свою службу. С их помощью он победил они Онигасимы и вернулся домой с их сокровищами.

Легенда о Момотаро сохранила свою популярность в период Мэйдзи, но приобрела новое значение, когда Япония стала вести активную колониальную политику. В версии, впервые опубликованной в школьных учебниках начала 1930-х годов, Персиковый мальчик представлял императорские войска. Все животные, с которыми он подружился, были родом из разных японских колоний, причем бедные и забитые звери умоляли Момотаро превратить их жизнь в нечто большее: сопровождая его, они могли бы служить императору и снискать славу. Основная идея ясна даже для современной аудитории: колонии — «братья меньшие», но всё же необходимые для окончательной победы, пока они следуют за родиной и поддерживают ее. Эта новая версия мифа о Момотаро легла в основу анимационного фильма, одного из первых, снятых в Японии, — «Божественные морские воины Момотаро» (1945). Лента оказалась одновременно и крайне неприятным пропагандистским фильмом, и настоящим триумфом ранней анимации[143].