Японские народные сказки

— Если успеет она засадить «поле без межей» до захода солнца, что ж, значит, так тому и быть! Пусть войдет в нашу семью как законная жена.

Сказали об этом девушке. От радости она своим ушам не поверила.

Вскоре был назначен день испытания. Девушка в то утро не могла дождаться, когда солнце взойдет. С первыми его лучами поспешила она в поле.

Сажает девушка ростки так быстро, словно за ней зеленая дорожка сама бежит, по полю расстилается. Хоть и долгие в мае стоят дни, но одной засадить поле в пять танов — неслыханное дело!

Вот и полдень настал, но девушка не дала себе роздыху, не подкрепила себя едой. Время дорого! Не поет она «песни посадки риса»[181], не разогнет спины, не подымет головы. Скорее, скорее!

Много собралось на поле народу. Все хвалят девушку за быстроту и ловкость, да поторапливают: «Скорее! Скорее!»

Но вот уже солнце клонится к западу. Растут тени. Вот солнце края горы достигло, вот уже скрылось наполовину за горой. А девушке только один, последний ряд остался. В отчаянии сложила она молитвенно руки и крикнула солнцу[182]:

— Солнце, остановись! Остановись! Подожди еще немного…

И вдруг в самом деле солнце воротилось вспять и снова всплыло над горою.

Снова начала девушка высаживать ростки, еще скорее прежнего, не уследить даже. Закончила она последний ряд, и лишь тогда солнце скатилось за горы так быстро, как падает мяч.

При виде этого чуда люди словно окаменели. Когда же пришли в себя, смотрят: девушка лежит ничком на поле мертвая. Убил ее непосильный труд.

С того часа одно за другим посыпались на богача несчастья, и скоро обнищал он вконец.

Теперь в деревне давно уже ни у кого нет большого поля, а все по-прежнему место это зовется Пять Танов Земли.

143. Раскаленный колокол

Давным-давно жил в стране Кии один богач. Пришел к нему как-то раз молодой монашек по имени Антин и говорит:

— Здравствуйте, господин. Все это время не забывал я ваших прошлых благодеяний.

— О, смотрите, пожалуйста, каким ты стал молодцом! Дочка моя, Киё-химэ, обрадуется. Где ты теперь живешь? — ласково спросил богач.

— Ныне живу я в храме Мангандзи, неподалеку от города Сиракава[183].

Позвал богач свою дочку Киё-химэ. Радостно приветствовала она юного Антина, ведь они часто играли вместе в дни своего детства.

Когда настала поздняя ночь, она вызвала Антина из дома:

— Антин-сама, это я, Киё-химэ! Выйди ко мне в сад на минуточку…

Ночь была ясная. На небе светила полная луна.

— Вспомни, милый, вспомни, как еще малыми детьми дали мы обет верности друг другу. Я никогда его не забывала. Возьми меня с собой… — стала просить Киё-химэ.

— Нет, и не проси, невозможно это. Там, в дальнем краю, ждет меня любимая — ответил Антин.

При этих словах горько заплакала девушка. Но не могла она так легко отказаться от своей любви. Видит Антин, что девушка заупрямилась, и говорит:

— Подожди, мне надо отлучиться, я возьму тебя с собой на обратном пути.

На другой день Антин ушел в дальний путь, и сердце его томили недобрые предчувствия. Он и не думал воротиться.

А Киё-химэ ничего про это не зная, день за днем ждала Антина. Однажды спросила она у прохожего монаха, не знает ли он, где сейчас Антин.

— Я повстречал его недалеко от столицы, — отвечал монах.

Киё-химэ сразу пустилась в погоню.

Вот пришла девушка к широкой реке, но, сколько она ни просила, ни молила, паромщик отказался ее переправить. Так велел паромщику Антин.

— Вернись к себе домой, — сказал паромщик, — не нужна ты своему любимому, есть у него другая.

Не вынесла обиды Киё-химэ и бросилась в воду. А на дне реки превратилась она в страшную змею. Погналась она вслед за юношей. Увидел ее Антин и обомлел от ужаса. Кинулся он искать спасения в храме Додзёдзи[184], и спрятали его монахи под большим колоколом. Притаился там Антин, чуть дышит.

Вползла огромная змея во двор храма и уставилась сверкающими глазами на колокол. Потом обвилась вокруг него кольцами и несколько раз ударила по нему хвостом. Жалобно загудел колокол, а у змеи из глаз кровавые слезы потекли.

Наконец уползла змея. Смотрят — а колокол раскалился докрасна. Подняли его монахи с земли, когда он остыл, видят: лежит под ним только горстка пепла — все, что осталось от молодого монаха.

144. Корабль-призрак

Случилось это в годы Хорэки[185]. Однажды в осеннюю пору от побережья Мацумаэ[186] отплыл парусник. Было на нем семь человек команды во главе с кормчим Магоскэ. Они возвращались к себе на родину в Ниигата.

На третий день стал уже маячить вдали остров Садо[187] и влево от него родной берег, как вдруг налетела внезапная буря. Море закипело, как в водовороте. Казалось, вот-вот парусник опрокинется вверх килем. Матросы бросились убирать паруса. А море бушевало все сильнее. Крикнул кормчий Магоскэ:

— Бросай груз за борт! Руби мачты!

Но тут набежала волна высотой до самого неба. С грохотом обрушилась она на корабль. Корма раскололась надвое, нос корабля разлетелся в щепы, и матросы пошли рыбам на корм. Один лишь Магоскэ успел ухватиться за какую-то доску.