Японские народные сказки

Однажды глубокой осенней ночью вдруг что-то разбудило настоятеля. Со двора доносился гул множества голосов. «Сейчас будто не время собираться людям», — подивился настоятель, встал с постели и начал потихоньку глядеть в щелку двери. Нет ни души. Только сверкает лунный свет на мокрых от росы травах и цикады без устали стрекочут в густых зарослях. «Значит, почудилось мне. Но все же странно…»

Настоятель решил, что у него в ушах шумело, и снова лег почивать. Но только задремал, как опять зазвучало множество голосов. Он стал прислушиваться, не вставая с постели, а шум все ближе, все громче, словно целая толпа к храму валит. «Удивительное дело!» — подумал настоятель. На его памяти такого еще не бывало. Слушал он, слушал и вдруг понял: это не простой шум, можно различить ритм и мелодию.

Музыка звучит уже у самого окна. «А-а, это деревенская молодежь затеяла ночью веселье. Нет на них угомону!» Настоятель встал и снова поглядел в щелку двери. «Как! Да ведь это барсуки! Барсуки!» — Настоятель так и замер от испуга.

Посреди храмового двора, покрытого росой, собрались большие барсуки и малые барсучата числом не менее сотни. Ходят они длинной вереницей и бьют себя по надутым животам, словно стучат в барабаны. Дуют в камышовые дудки и свистульки из древесных листьев. А иные барсуки под эту музыку даже в пляс пустились.

Настоятель молча глядел во все глаза.

Но вот барсуки хором грянули песню:

В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.
А мы — барсуки
Дондокодон.
В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.
А мы — барсуки
Дондокодон.

Спели они эту песню несколько раз и пошли водить хоровод вокруг храма, играя на флейтах и стуча в барабаны — свои надутые животы.

Перепуганный настоятель понемногу пришел в себя: «Ха-ха, а ведь барсуки — отличные музыканты. Песенка у них очень хороша» — и начал тихонько напевать про себя:

В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.
А мы — барсуки
Дондокодон.

Понемногу он увлекся, стал петь все громче и громче и наконец запел в полный голос. Даже в лад песне постукивал по двери и притоптывал ногой. Словом, настоятель, развеселившись, присоединился к музыкантам, но барсуки, ничуть этому не удивляясь, кружились в хороводе и все больше входили в раж.

Настоятель заводил песню:

В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.

В ответ гремел хор:

А мы — барсуки
Дондокодон.

Но вот настоятель вышел на веранду, и началось состязание, кто кого перепоет. Но только пропели первые петухи в деревне, как барсуки мигом куда-то исчезли.

На другую ночь снова пришли большие барсуки и малые барсучата. Настоятель поджидал их с радостью. Опять зазвучал оркестр из флейт и барабанов и настоятель вступил в состязание. Барсуки еще больше наддали жару.

То ли у настоятеля было железное терпение, то ли у барсуков крепкая кожа на животах, но песням, казалось, конца не будет.

Однако на четвертую ночь настоятель напрасно, вытянув шею, вглядывался в темноту ночи. Почему-то не явился ни один барсук. «Бывают же чудеса! С таким жаром они соревновались со мной — и вдруг всему конец. Что-то, видно, случилось», — встревожился настоятель.

Едва настало утро, он обошел все окрестности храма. Видит — самый большой барсук, главный заводила в хоре, валяется, бедняга, мертвый. Не выдержала кожа на его живом барабане.

155. Лиса — мастерица брить головы

В старину жила на горном перевале Татими лисица по прозванию Отон-нёро. Она наводила мороку на путников и наголо обривала им головы. Натерпелись от нее лиха жители соседней деревни.

Однажды созвал староста всех сельчан и стал угощать их вином. Зашла за беседой речь и о плутовке Отон-нёро.

— Если б кто-нибудь разделался с ней, — сказал староста, — получил бы богатую награду. Может, кто вызовется?

Двое молодых людей, порядочные хвастуны, охотно откликнулись:

— Мы эту бесстыжую Отон-нёро проучим за ее проделки завтра утром, еще до завтрака, и придем к вам за наградой.

Сельчане подумали, посмеиваясь про себя: «Опасная затея. Лучше бы не брались они за это дело».

Пришли юноши под вечер домой, заткнули за пояс серпы и отправились на перевал Татими. Вдруг видят — идет неспеша старая лисица золотисто-рыжего цвета.

— Вот она! Вот она! — шепнул один.

— Вижу, вижу! Не проведет нас, негодяйка, — отозвался другой.

Стоят они молча и смотрят, что-то будет.

Лисица оборотилась молодой красавицей и взяла на руки маленькую статую Дзидзо[193], стоявшую у дороги. Нарвала она речной травы, потерла статую, и вдруг Дзидзо превратился в младенца. Привязала она его себе на спину и пошла дальше.

Друзья говорят друг другу:

— Посмотрим, что она дальше будет делать.

Идут следом.