Японские писатели – предтечи Новейшего времени

«…Хотя волны четырёх морей сейчас и успокоились,
Страна Ямато у восхода солнца
Явила в мире эру довольства и покоя,[112]
А при почтенном Нинтоку[113]

мир снизошёл на все земли,Люди неспешно обменивались спокойными улыбками.
Теперь же выгода и ущерб перепутались, враги и „свои“ перемешались.
Заморские деньги подгоняют людей.
Те, кто не желает больше сражаться, полюбили и низость, и подлость.
Одни лишь скверные сражения окутаны в их представлении мраком.
Муж и жена, близкие друзья не в состоянии поверить друг другу.

Человеческий обман стал источником средств к существованию.
Лицемерный семейный уют окутал мир.
Сила умаляется, мускулы презираются.
Молодым заткнули рты
Ленью, наркотиками и войной.
Кроме того, на путь малых намерений и отсутствия стремлений
Собраны они, подобно овцам.
Даже удовольствия утратили свою суть.
Дух полностью сгнил.
Старики низменно стремятся к самоутверждению и сохранению,

Множась под небом, прикрываясь именем добродетели.
Правда и истина спрятаны и сокрыты, настоящие чувства больны.
Ноги идущих по пути людей не испытывают желания прыгать.
Вообще всё пронизывает слабоумный смех.
На лбах бредущих людей проступает надпись о смерти их духа.
Радость и грусть исчезают мгновенно.
Чистотой торгуют, искренность чахнет.
Если думать лишь о деньгах, деньгах, то
Человеческая стоимость станет презреннее денег.
Люди, выступающие против мира, образуют школу противящихся,

Владеют тихим пристанищем свежего ума;
Люди, преуспевающие в мире, в самоудовлетворённости
Сонно дышат в ноздри.
Вторично чахнущая красота разносится по всему миру.
Истиной называют лишь низкую истину.
Развелось столько повозок, дурная скорость рвёт в клочья дух;
Возводят высокие постройки, но рушат высокую честь.
Из бесчисленных окон светит и сияет желание и неудовлетворённость.
Солнце, восходящее утро за утром, окутано смогом.
Чувства притупляются, острые углы стираются.

Сильные, мужественные духом торгуют землёй.
Бурлящая кровь замутилась и вся собралась в отстойнике мира.
Хлынувшая чистая кровь полностью истощилась.
Парившие в небе сломали крылья.
Над неувядающим бессмертием насмехаются белые муравьи.
И в такой день
Император соизволил стать человеком».
… … … … … … ……

По мере приближения к концу, хлопки ладонями становились всё энергичнее, голос — пронзительнее, звуки каменной флейты — всё выше, в словах всё отчётливее проступала злость и негодование. Но со словами «…соизволил стать человеком» песня вдруг резко прекратилась, как будто на кото порвалась струна.

Грудь Кавасаки-куна вздымалась от частого дыхания; какое-то время в полной тишине раздавалось лишь это дыхание да звуки каменной флейты. Похоже было, как если бы дыхательное горло Кавасаки-куна пыталось подражать звукам каменной флейты сэнсэя, однако это ему не удавалось, не по силам было обрести радость этого звука, и он как будто начинал задыхаться.