Японские призраки. Юрей и другие

Данной заметкой можно завершить обзор представителей мира юрей, которые проявили себя не во вполне обычной для призраков форме. Скелет, поднятый призраком своего владельца, волшебная одежда, сделавшая своего хозяина привидением, минуя смерть, — всё это достаточно необычные проявления потустороннего. Но история, приведённая ниже, пришедшая к нам через века и следующая, кстати, всем канонам кайдана, необычна своей развязкой, которую ни один любитель жутких историй предугадать не смог бы.

Итак, начнём. На знаменитом Токайдском тракте, ведущем из Киото в Эдо, где ни на час не прерывается поток странников, паломников, торговцев, самураев и прочего люда, в один прекрасный день сошлись два человека. Один из них был некий странствующий монах, другим оказался ронин Тадзима Сумэ. Как произошло знакомство, история умалчивает, но мы можем предположить, что в одной из придорожных харчевен два разговорившихся человека обнаружили, что следуют в одном направлении. Несложно догадаться, что от начала задушевного разговора до принятия решения продолжить путь вместе не такая уж большая дистанция. Наша знаменитая песенка «Вместе весело шагать по просторам» в средневековой Японии была неизвестна, но глубокая мудрость скрытая в ней несомненно была известна многим путешествующим.

В дороге товарищи разговорились и кое-что узнали друг о друге. Монах узнал, что его спутник — ронин, без господина, без надежд на будущее, без определённых планов и занятий, отправившийся в путь только для того, чтобы посмотреть мир. Тадзима Сумэ узнал, что его новый товарищ возвращается из странствия, в котором он смиренно собирал подаяние на создание прекрасной бронзовой статуи Будды. Любители отечественной поэзии могут вспомнить отца Мисаила, второстепенного героя драмы «Борис Годунов», который занимался тем же самым и на вопросы, как, дескать, подаяние собирается, начинал голосить: «Плохо, сыне, плохо! Ныне христиане стали скупы. Деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии!» Сложно сказать, честен ли был пушкинский герой, но спутник Тадзима Сумэ прямо заявил, что ему удалось собрать внушительную сумму денег и благородная цель близка к воплощению. Ронин почтительно кивал и поддакивал, в голове же понеслись мысли совершенно иного толка. Незавидное прошлое, бессмысленное настоящее, совершенно тоскливое будущее. Сорок лет, ни дома, ни жены, ни детей, ни друзей. Рядом — простодушный монах с богатством за спиной. Гадко и стыдно грабить благочестивого монаха, но, как говорится, не мы такие, жизнь такая.

Рис. Гравюра из серии «Сорок восемь видов Эдо». Художник Хиросигэ Утагава II.

Вскоре наши странники достигли морского пролива, где нужно было пересесть на паром. Море штормило, паром рассекал волны, а люди на палубе опасливо жались друг к другу. Тадзима наблюдал за монахом, который, увы, оказался подвержен приступу морской болезни. Багаж путешествующих был сложен отдельно, а сам собиратель милостыни склонился за борт. Ронин быстро огляделся, убедился, что внимание людей на пароме отвлечено устрашающей волной, и спихнул своего товарища за борт, удивляясь, как быстро желание обворовать превратилось в необходимость убивать. Паром несло вперёд, волны вздымались одна за одной, и мечущиеся с криками люди, ничем не могли помочь погибающему. Вскоре он пропал из виду. Тадзима Сумэ рыдал, бил себя по щекам и вдохновенно врал о погибшем родственнике, о страшной руке судьбы, от которой никто не властен уберечься, и о том, что страшную весть родным он принесёт сам. Не желая лишний раз связываться с властями, окружающие удовлетворились не вполне внятными обещаниями и решили, что так будет спокойнее для всех свидетелей случившейся трагедии.

Через некоторое время паром достиг противоположного берега, и люди, печально вздыхая, сошли на берег. Ронин прибавил к своей небогатой поклаже тюк, принадлежавший погибшему, крякнул и зашагал прочь, приговаривая: «О горе, горе мне!» Достигнув Киото, Тадзима пересчитал присвоенные деньги и рассудил, что если распорядиться ими с умом, то можно наконец начать новую жизнь. Наш герой начал с того, что стал купцом, покончив со своим самурайством. Надо отметить, что в Японии времён сёгунов Токугава сословие торговцев стояло ниже земледельцев, что уж тут говорить о самураях, но почему-то Тадзима не колебался ни минуты. К сорока годам становится понятно, что под разговоры о благородстве, чести и тому подобном самурайском антураже было угроблено и обездолено немалое количество людей, а вот сварить из них похлёбку или пошить кимоно ни у кого ни разу не получилось. Своё прежнее имя он поменял на Токубей и занялся торговлей. Бывший ронин открыл в себе задатки умелого торговца и быстро преуспел. Украденные деньги удвоились, потом утроились, торговля набирала обороты, а сам Токубей обзавёлся уютным домом, миленькой женой, а вскоре под крышей уютного дома зазвенел детский смех. Жизнь преобразилась.