Японский солдат

Такано с беспокойством следил за выражением лица нового командира роты, который вот уже более десяти минут молча наблюдал за построением пленных, стоя в тени кокосовой пальмы. Предполагалось, что капитан Оцука скажет пленным приветственное слово, а затем они направятся к командиру батальона, который даст им свои наставления. Как ни странно, поведение пленных словно не трогало капитана Оцуку. Он стоял, заложив руки за спину, и спокойно ждал. Несомненно, это кадровый офицер, мобилизованный в армию из запаса, уже немолодой, на вид ему далеко за сорок. Плоское, как у китайца, лицо, несколько простоватое, с широко расставленными бровями и отвисшей нижней губой, сохраняло добродушное спокойствие — никаких признаков гнева. «Не случайно, видно, назначили командовать ротой не бойкого выпускника офицерской школы, а этого пожилого капитана, — подумал Такано. — А может быть, просто не нашлось желающих на эту должность, вот и навязали ему нашу роту!»

Когда наконец по приказу поручика Татибаны рота построилась и выкрикнула приветствие, капитан сказал:

— Меня зовут Оцука. С этой минуты я командир вашей роты. Все вы долгое время были вне армии и здесь не совсем еще освоились. Но мне хотелось бы, чтобы вы снова преисполнились прежнего воинского духа, как и подобает истинным солдатам. Я не собираюсь докучать вам своими наставлениями, но хочу, чтобы вы выполнили это мое требование.

Капитан произнес свою речь ровным голосом, не сводя спокойных глаз с первой шеренги пленных. Его явно озадачила неопределенность ситуации: армия вроде бы перестала существовать, обращаться к пленным по-военному нельзя, но и говорить совсем как со штатскими тоже вроде бы неловко. Он нашел правильный тон. И сразу напряжение спало — все почувствовали, что капитан настроен доброжелательно.

В том, что командиром роты стал такой человек, Такано увидел добрый знак. И ему подумалось: «А не слишком ли субъективны сами пленные, решившие, что в дивизии к ним все относятся с предубеждением? Может оказаться, что и командир батальона, которому их будут сейчас представлять, и командир дивизии полковник Муто — такие же доброжелательные люди, как и капитан Оцука. Может быть, все это естественно, поскольку война проиграна и армии больше не существует. А они по-прежнему всего боятся, правду говорят: пуганая ворона куста боится».

Вскоре в сопровождении капитана Оцуки пленные направились к жилищу командира батальона.

В дивизии насчитывалось десять батальонов — тысяча человек в каждом. Батальон состоял из пяти рот, в роте — около двухсот человек. Пятьдесят два пленных с острова Б. были присоединены к первому батальону и вошли в состав шестой роты.

Казармы выстроились узкой ровной полосой длиной около километра по обеим сторонам дороги, они стояли к ней перпендикулярно и напоминали зубья расчески. Дорога проходила посредине лагеря. Первые пять батальонов располагались с левой стороны дороги, остальные пять — с правой. Казармы находились друг от друга на расстоянии тридцати метров — одинаковые бревенчатые строения, в каждом помещалось около ста солдат. Вокруг казарм располагались дома офицеров, канцелярия, медчасть, склад, кухня, туалеты и множество подсобных служб. Меж высоких темных стволов кокосовых пальм, высаженных стройными рядами, казалось, жались к земле низкие, крытые пальмовыми листьями бурые крыши домиков. Колонна пленных, проскользнув словно змея между ними, приблизилась к домику, где жил командир батальона подполковник Хагивара.

Этот дом стоял на отшибе — отдельно от других помещений. Он был покрыт пальмовыми листьями, дощатые стены выкрашены в мышиный цвет, окна застеклены, в небольшой прихожей — раздвижные двери.

Такано был потрясен этим великолепием. У входа росли, создавая прохладу в этом изысканном жилище, китайские веерные пальмы, папайя и бананы. Стеклянная дверь прихожей была раздвинута, и можно было рассмотреть комнаты внутри. Все это, скорее, напоминало особняк какой-нибудь содержанки, чем жилище офицера.

Подполковник Хагивара в одном фундоси поливал из лейки цветы в садике, окруженном низкой изгородью из дикого винограда. Бамбуковые сосуды с красными цветами висели у деревянной решетки над его головой. Стоя в строю в ожидании подполковника, Такано с удивлением думал, как же могли позорно разоруженные пленные солдаты и офицеры построить здесь, в лагере, такое жилище. Конечно, подполковник мог приказать подчиненным выстроить для него дом и теперь наслаждался здесь покоем — на то он и подполковник, — но как же могли солдаты и офицеры исполнить его приказ и позволить ему жить в такой роскоши…