Читаем Японцы «на рубежах» полностью

Такое же направление видно и в предложениях компартии по перестройке экономической структуры страны: основной упор делается на усиленное развитие сельского хозяйства, лесоводства, рыболовства, отраслей легкой промышленности и строительства. Что касается сельского хозяйства, то, -по предложению японских коммунистов, уже в 1981 году предусматривалось достичь 20-процентной самообеспеченности пшеницей, 30-процентной — по другим видам зерновых (кроме риса — его переизбыток), 100-процентной — по картофелю и яйцам, более чем 90-процентной — по мясу, молоку и молочным продуктам.

Отвечая своим оппонентам на обвинение в стремлении якобы вернуть Японию «на сто лет назад», «превратив ее в аграрную страну», японские коммунисты убедительно доказывают, что, несмотря на всю внешнюю привлекательность правительственных программ, несмотря на реально происходящие важные перемены, обозначающие начало «принципиально нового типа развития» Японии с преобладанием наукоемких, трудо-, энерго- и капиталосберегающих отраслей, несмотря на уже имеющиеся в этом направлении успехи, самое большее, чего удастся достичь Японии на пути, предложенном консерваторами,— это лишь несколько затормозить рост внешнеэкономической зависимости. О ее сколько-нибудь серьезном/сокращении не может быть и речи.

Тем временем развитие экономических связей постоянно находится под воздействием интересов монополий, и это оказывает на внешнюю политику Японии решающее влияние. Абсолютная зависимость страны от торговли с заграницей, казалось бы, сама по себе должна была диктовать необходимость активной поддержки политики разрядки международной напряженности, курса на неприсоединение и на установление добрососедских отношений со всеми странами. Но вопреки здравому смыслу монополизм, отстаивая свои краткосрочные интересы, концентрирует внимание на улаживании усиливающихся трений на мировом капиталистическом рынке, выторговывая себе у западных партнеров уступки ценой отказа от поддержки мирных инициатив, а тем временем прилагая усилия для повышения своей конкурентоспособности в новых условиях за счет ускорения капиталистической рационализации, роботизации производства. Результаты такого курса в первую очередь отражаются на простых тружениках.

Но вернемся к проблеме «робота».

«Японский завод в 1990 году будет совсем не таким, как сегодня!»; «Производственные системы без людей будут неустанно работать 24 часа в сутки, без перерыва!»; «Одна ЭВМ — от проектирования до распределения!»

Так почему же японские рабочие не рады столь широковещательным лозунгам и обещаниям? Почему профсоюзы обращаются к предпринимателям и правительству с требованием принять закон об ограничении распространения роботов?

В период, когда страна охвачена растущей безработицей, жесткой инфляцией, все усиливающейся конкурентной борьбой, трудящиеся, естественно, не могут видеть в роботе свою палочку-выручалочку, помощника, облегчающего труд, освобождающего от наиболее тяжелых или неприятных операций. Уже сейчас японский рабочий смотрит на робота как на самого опасного соперника, вырывающего у него из рук самое важное — работу.

Недавно в японской печати появилось сенсационное сообщение о разработке проекта ЭВМ пятого поколения — сверхсложных машин, снабженных «зачатками мозга» — так называемым рудиментарным интеллектом. В сообщении говорилось:, работающие на свете, а не на электричестве, эти роботы-интеллектуалы будут готовы взять на себя долю исследовательских работ, высвободив головы и руки. Но «от чего» и «для чего», собственно говоря, высвобождены будут эти трудовые руки японца?

Как заявляют сегодня рачители консервативного проекта структурной перестройки экономики, роботы в условиях Японии станут тем, чем являются иностранные рабочие (!) в странах Западной Европы; роботы, обеспечив снижение себестоимости продукции, способствуя улучшению ее качества и увеличению производительности, поддержат конкурентоспособность Японии на мировых рынках; экспорт роботов в другие страны, в том числе применение их на японских же предприятиях за рубежом, также обеспечит большую прибыль. Но ведь все это важно для монополий, а рабочему человеку это уже сейчас угрожает безработицей! И не только японские рабочие, но и рабочие японских предприятий за рубежом вряд ли могут приветствовать подобную роботизацию в условиях капиталистического производства.

Но у монополистического капитала есть еще один серьезный довод в пользу роботизации, о котором, правда, его представители говорят меньше: как сообщила газета «Нихон кэйдзай», цена роботов в результате развития электроники с 13 миллионов иен за единицу уже снизилась до 10 миллионов, в то время как заработная плата японских рабочих в результате классовых битв трудящихся за последние десять лет возросла в два с половиной раза. Таким образом, робот и здесь становится выгоднее для капиталиста, чем живой рабочий человек.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука