Яр: Классический детектив

Я только тяжко вздохнул, прощаясь с милым образом мягкого кресла. Но возбуждение Яра быстро передалось мне и таинственный, обещающий неожиданности выход в ночь уже казался гораздо привлекательнее тихого домашнего вечерочка. Если Кучерук решила расколоться, то наверняка это будут горячие новости. Дело, наконец, может сдвинуться с мертвой точки. Я, не раздумывая, плюхнулся вслед за Гордеевым в его машину. В салоне приятно пахло чем-то свежим. На торпеде не было ни пылинки. Когда он все успевает? Мы плавно выехали на шоссе, и, со стремительностью мурены лавируя между машин, понеслись к клинике. Яр не слишком уважал ограничения скоростного режима. Но надо отдать ему должное, рисковых ситуаций при этом умудрялся избегать. Он мгновенно реагировал на изменения в окружающем пространстве. Хотя, когда мы подъехали к месту назначения я, наконец, глубоко вздохнул и понял, что всю дорогу невольно задерживал дыхание. Я припомнил нашу последнюю поездку, когда едва не пробил дыру в полу, нажимая на воображаемую педаль газа. Похоже, никогда езда с Яром не будет для меня комфортной вне зависимости от его настроения. Я сам большой любитель погонять, но только на просторе, на каком-нибудь загородном шоссе или на худой конец на МКАДе. Все-таки в городском потоке с его неопытными и лихими водителям, хитрыми поворотами и многочисленными ответвлениями из которых так и норовит выскочить какой-нибудь джигит, предпочитаю не лихачить.

Традиционно, с первого раза и на приличной скорости Яр влез в дырку на парковке, и мы спешно выбрались из салона. Ветер нещадно трепал мои волосы и полы коротко пальто, стараясь забраться поглубже. Эх, зима еще даже не началась, а мне уже очень хочется лета. Хорошо бы поехать куда-нибудь отдохнуть, где тихо и тепло. Как говорила одна моя знакомая, «я всегда любила лето. Но потом я выяснила, что если есть деньги, то лето может быть в любое время, и теперь я люблю деньги». Сложно спорить. Я посильнее закутался в шарф, стараясь быстрее преодолеть слабоосвещенную дорожку, которая вела от ворот к симпатичному зеленому особнячку. Раньше в нем давали балы и разносили шампанское, а теперь дают парацетамол и разносят градусники. Жизнь.

Время посещений уже закончилось и внутри оказалось тихо и безлюдно. Не люблю больницы, честно говоря. Несмотря на попытки многих из них не походить на своих советских унылых предков с обшарпанным линолеумом и деревянными сидуш-ками. А здесь даже не особенно старались. Если снаружи здание еще сохранило помпезную дворянскую пышность, то внутри все было весьма типично для среднестатистической государственной больницы: окрашенные желтым стены и бордовые дерматиновые скамейки. Неожиданно бессмысленный созерцательный туман в моей голове как светящаяся комета осветила мысль: откуда Яр узнал про Кучерук? Мне не сообщили, а ему сообщили, как??

— Не знаю, почему не сообщили тебе. Но судя по тому, что я не смог тебе дозвониться, возможно, у тебя телефон подвис. А у меня свои источники, — отмахнулся он.

Я достал мобильник. «Ошибка сим-карты» — тоскливо сообщил мне экран. Я беззвучно выругался.

— А что это у тебя за источники? В ментуре источники? — решил я возмутиться для порядка. В этот момент мы вышли из лифта на нужном этаже и наткнулись на симпатичное рыжеволосое создание в коротеньком белом халатике.

— Здравствуйте еще раз, Ярополк Владленович, — проворковало создание, кокетливо хлопая ресницами, — гражданка Кучерук очень возбуждена. Доктор уже распорядился вколоть ей успокоительного. Похоже, приступ очень негативно повлиял на ее психическое состояние.

Источник информации был на лицо.

— Спасибо, Леночка, — Яр мило улыбнулся, — с меня тортик.

Судя по выражению Леночкиного лица это скромное выражение признательности было для нее сродни олимпийской медали. Я подвинул слегка подвисшую на манер моего телефона девушку и двинулся к палате.

— Ну и отчество у тебя, — пробубнил я по пути. — Владлен? Оригинально. Похоже, страсть к именам у вас семейная традиция. А ты как сына назовешь? Может Космос? Или Яблоко?

— Нормальное имя. В честь Владимира Ленина. Модно было, — пожал плечами Гордеев и вошел в палату.

Кучерук была бледна, и на фоне этой бледности особенно выделялся лихорадочный блеск глаз. Руки на груди судорожно мяли больничное одеяло. Растрепанные волосы свисали вдоль лица безжизненными, сальными прядями.