Отец оглядел всех на корабле и увидев знакомые лица Долгоруковой и Орлова сузил глаза. Также сделала мама. И она первая увидела меня, и чуть толкнув Талия, она указала в мою сторону.
У него на лице появился хищный оскал.
— Знал же, нельзя оставлять тебя в живых. Что, твари, решили убить нас и поставить этого братоубийцу во главе?
Николай Де Орлов вышел вперед, держа руки перед собой, тем самым показывая, что безоружен.
— Талий, ты ошибаешься. Это был не твой сын. У нас есть доказательства! — но было видно, что до отца уже не достучаться. Он для себя уже всё решил. Прежде я никогда не видел его таким. — Это был Морф! Всё это время твой сын был в рабстве! Ты слышишь меня? — сорвался на крик Орлов.
В руках Талия уже появился клинок. И увидев, как натянулся рукав его мантии, я понял, что отца держит Эмери.
Она развернула Талия лицом к себе, и с мольбой в голосе попросила.
— Пусть покажут. И, знай, я не дам тебе навредить сыну у меня на глазах! Чтобы он не совершил, он остаётся моим и твоим СЫНОМ, — громко сказала ему мать, чтобы он услышал её. Постепенно огонь в его глазах утихал. Он кивнул Эмери и повернулся в сторону князя, полностью игнорируя моё присутствие.
Когда все немного успокоились, я молча ушёл в каюту. Будь я ребенком кинулся бы к родителям и взахлёб рассказывал про свои тяготы и приключения. Но сейчас лучше дать им время всё осмыслить и принять.
Я был уверен, что родители поверят рассказу Орлова и Долгоруковой. Ведь показания собирались с помощью артефакта, а протоколы допросов скреплены магией. Такие доказательства невозможно подделать. Но в одном я не сомневался, всё уже не будет, как прежде. Талий и Эмери жили с болью в сердце почти два года. Воспоминания о том, что я собирался убить брата легло тенью на их сердца. И их сегодняшнее поведение это подтверждало.
Да и, если уж быть откровенным, я не смогу теперь также смотреть на родителей. Той сказки, что была у нас в отношениях, больше не будет. И нам придётся с этим жить.
Через какое-то время в комнату зашли Ля Фисто и Зес. Они сели рядом по обе стороны от меня.
— Ну вот и всё, детеныш, ты дома! — с мягкой улыбкой улыбнулся Зес. — И что ты планируешь делать дальше?
Я задумался. Наверное, это длилось очень долго, потому что граф стал трясти меня за плечо. Тогда я озвучил им свои мысли про будущие взаимоотношения с родителями, и, судя по тому, что они не перебивали меня и не возражали, думали также.
— Думаю, будет лучше для всех, если мы какое-то время поживём отдельно от родителей, — ответил я.
— Поверь, Ярар, время лечит. И когда-нибудь эта боль тебя отпустит, — сказал граф. — Но разве разумно, пройдя такой сложный путь, вновь отдаляться от родителей? И вряд ли тебя отпустят.
— Посмотрим. Жил же я как-то без них! Просто я не верю, что они смогут так легко отпустить ту БОЛЬ из своих сердец. Так бывает только в сказках, что все узнают правду, а потом живут долго и счастливо. Вы же видели отца в гневе! Он собирался напасть на меня и на вас всех! — меня не перебивая слушали, давая высказаться.
И разговор сам сошёл на нет. И мы втроём сидели в тишине. Зес и граф решили не оставлять меня наедине с моими не радужными мыслями. И я им был благодарен за это.
Они вышли только когда в дверях не появились мои родители.
Глава 16
Талий и Эмери стояли в дверях, не решаясь подойти ко мне. Я тоже не спешил к ним. Они понимали, что я не виноват с случившемся. Но, как я говорил ранее, это были эмоции от головы, а не от сердца.
— Так и будете стоять в дверях? — спросил я, когда обстановка меня уже стала накалять.
Для Эмери этот простой вопрос стал спусковым щелчком. Она подбежала ко мне и упала мне в колени.
— Ярар! Сын, прости нас! — рыдая произнесла она.
Мне было очень сложно самому не расплакаться. Но я себя, как мог, готовил к этой минуте. Мама не смотрела мне в лицо. Думаю, она боялась увидеть в них холод. Я положил свою руку ей на голову и начал гладить её.
— Успокойся, мама, — сказал я тихо. — Всё позади. — Мне казалось, что именно эти слова она хотела сейчас услышать.
Я посмотрел в сторону прохода, туда, где до сих пор стоял отец. Ему было сложнее, чем Эмери. Ещё около часа назад, он собирался меня убить. А сейчас всё, во что он верил, оказалось ложью. Талий был сильным человеком, и он умел признавать собственные ошибки. Но, видимо, с такими ещё ему не приходилось сталкиваться.
— Так и будешь стоять в дверях? — спросил я. — Вот он я, вернулся. Из рабства! Сам! — Сорвался на крик я. Как бы я не старался, но «ребенок во мне победил».
Он хотел развернуться и уйти, но окрик Эмери его остановил.
— Талий Де Тьер, ты сбегаешь?
Он уже держал руку на ручке двери, когда услышал жесткие слова жены. Эмери подошла к нему и, положив руку ему на плечо, сказала.
— Он наш сын, Талий. И это мы виноваты перед ним. Имей совесть признать, что мы облажались.
Когда он повернулся, огонь в его глазах снова пылал. Такой же у него был, когда он приземлился с Эмери на палубу. Но я не чувствовал опасности для себя.