Яринка Калиновская

Всегда имея под рукой зажигалку, Яринка рассчитанным движением руки зажгла большую керосиновую лампу. Потом, так и не сбросив шубки, вскочила на стул и, разматывая, опустила на окно бумажную непроницаемочерную тяжелую штору. И когда соскочила со стула, стала спиной к окну, он уже стоял в дверях, в расстегнутой шинели, со сбитой на ухо, испачканной грязью новой фуражкой, в грязных сапогах. Стоял, пошатываясь на неустойчивых ногах, совершенно пьяный, бледный, с широко раскрытыми и все же будто слепыми глазами. Напряженно всматривался во что-то впереди себя, ничего, вероятно, из темноты на свету не различая. Затем через какое-то мгновение глаза его сузились, и он наконец увидел ее, вытянутую, словно приготовившуюся к прыжку, с порозовевшими от сдерживаемого волнения щеками и блестящими глазами. Увидел и сразу радостно, как-то растерянно, всем бледным лицом усмехнулся.

- О-о-о! - начал он, но Яринка, увидев его состояние, решила не ждать ни минуты, не дала ему закончить и сама перешла в наступление.

- О майн гот! В каком вы виде!.. А вас весь день разыскивают из гебита...

- К черту гебит! - еще шире улыбнулся Дитрих своей полубезумной усмешкой. - Капут гебит!..

Он прикрыл дверь и бросил спадавшую с плеч шинель прямо на пол.

- Меня просили, - продолжала смело Яринка, понимая, что он ничего проверять не будет, а если до чего и додумается, то будет уже поздно, просили, сразу же как только вы вернетесь, - она предупреждающе положила руку на телефон, - позвонить в полицию или к Бухману...

Бухмана Яринка назвала для важности. Ведь она собиралась звонить сама, и он бы все равно не понял, с кем и о чем она разговаривает.

- К черту Бухмана! - вдруг сердито заревел Дитрих. - К черту полицию! И, успокаиваясь, будто выдохнув с тем криком весь заряд энергии, добавил: - Все пошли к черту!.. Все... Аллес капут... Вы понимаете, аллес капут!

Он сделал три шага и тяжело, всем телом, упал на стул. А она, подыскивая глазами, куда бы отступить, так и стояла, держа руку на телефоне.

- Ал-лес кап-ут, - совсем тихо, будто прислушиваясь к звучанию и смыслу тех двух слов, снова проговорил Дитрих.

Потом тряхнул головой, словно хотел стряхнуть вместе с фуражкой - она упала и покатилась по полу к столу - и непреоборимый хмель, уставился на девушку прищуренными глазами, сосредоточиваясь, что-то припоминая.

И это ему, вероятно, на какое-то мгновение удалось, так как бледное лицо стало суровым и приобрело более или менее осмысленное выражение.

- С-с-советую вам... лучше не трогать... Бухмана...

Бухман тоже... капут и мертвец... Бухман... Бухман... - Он снова потерял свою мысль, еще раз напрягая внимание, качнулся вместе со стулом, вспомнил: - Бухман...

Ты, - вдруг перешел он на "ты". - Ты знаешь, что Бухман интересуется твоей личностью. ("Отец!.. Настя!.." - резко ударило Яринке в голову.) Т-так... твоей личностью... Пришел... пришла, понимаешь... Что-то пришло...

оттуда... как это... Скальное!.. ("Бойко!.. Очеретные!..

Дуська!..") Но... но мне все равно... Я тебе говорю... потому что... Я не наци... Нет, не наци... Бухман!.. Но теперь уже все равно.

Хмель, должно быть, снова залил его мутной волной, и он какое-то мгновение повторял, как испорченная пластинка:

- Все равно... Все равно... Все равно... Теперь уже все равно... Все капут, - произнес он раздельно каждый звук, пронизывая девушку острым, сосредоточенным взглядом. - Гитлер капут! "Котел" - капут... Бухман капут!..

Взгляд его скользнул по Яринкиному лицу, сорвался вниз, в сторону и снова уставился девушке в переносицу. И, сразу вся похолодев, она увидела, как, не прячась и не исчезая, безумно заискрились, заиграли в его глазах те дикие, чувственные огоньки, одолеть, погасить которые он уже не мог и не хотел.

- Все... Все... Аллее капут! - Он рывком вскочил на ноги. - Дойчланд капут!.. Я - капут!.. И ты - капут!..

Аллее капут!.. И теперь уже... все... совсем безразлично!..

Калут!..

Балансируя руками, решительно ступая неустойчивыми ногами, он пошел прямо на Яринку, еще больше бледнея, сковывая безумным блеском глаз и повторяя:

- Все равно... Теперь уже все равно. Аллее капут...

Именно в этой ситуации и в это мгновение она такого не ожидала. Не подумала о таком, но, смертельно перепугавшись, не растерялась и бросила ему под ноги стул. Он споткнулся, видимо, больно ударился коленом, однако не упал. С пьяной прямолинейной хитростью человека, сосредоточенного на одной мысли, на одном желании, он сначала выругался, потом громко захохотал и, вместо того чтобы слепо броситься на нее, уже подготовившуюся и настороженную, неожиданно крутнулся на месте, чуть не упав, бросился к дверям, схватился, чтобы удержаться на ногах, за ручку, повис на ней и так, вися одной рукой, с усилием повернул ключ, вырвал его из дверей и бросил в карман френча. Потом, скользя сапогами по полу, уже не торопясь, все еще бледный как мел, уверенно пошел на нее, усмехаясь пьяно-безумной усмешкой и тихо, совсем шепотом, повторяя: