Яркий Миг

Я не нашелся, что сказать. Слова утешения прозвучали бы не слишком искренне в данный момент, как и если бы я сказал, что понимаю ее, ведь я рос в другом месте и в других условиях.

– Но в итоге я поняла своих родителей, – продолжила Ника, – когда мне довелось пообщаться с одной пожилой женщиной, которая доживала свои последние дни на койке в больнице Луизы Дорн. Лет с десяти я стала временами помогать там родителям, так по мелочи: что-то принести, что-то вынести. За это меня даже иногда награждали монеткой, и я могла позволить себе купить какую-нибудь сладость или, заглянув в букинистическую лавку урвать у ее хмурого, но добросердечного хозяина очередную потертую старую книжку, в которой рассказывалось о невероятных приключениях, путешествиях и, конечно же, о любви. И вот, однажды, мать попросила меня присмотреть за женщиной, занимающей одну из палат, последить за ее состоянием, поднести воды или принести обед, тем самым хоть немного сняв нагрузку с других медсестер. И женщину эту я не забуду никогда. Сразу, как я вошла в ее палату, я поняла, что передо мной не бездомная, не какая-нибудь умирающая старуха, проклятая и брошенная всем миром, нет. Передо мной была женщина в годах, но статная, преисполненная собственного достоинства. Самая настоящая дама, светская львица, поверь, я не вру. Такой она и была. Белатриса Шарон.

– Шарон? – переспросил я. – Шарон, это не те ли…

– Те самые, – перебила меня Ника. – Известные на весь Конгломерат портные мастера. Элита. И она была из клана Шарон. С самой первой встречи она отнеслась ко мне с теплотой, почти что материнской, и мы с ней подружились столь быстро, что тем же вечером я попросила мать и на следующий день оставить меня присматривать за этой женщиной. С тех пор я дни напролет проводила в ее палате. Что я там делала? Слушала затаив дыхание. Слушала историю ее жизни. И, Властитель, насколько же захватывающей была ее жизнь, насколько удивительной. Я не стану тебе рассказывать о тех хитросплетениях судьбы, предательстве и верности своим убеждениям, что привели успешную и всеми уважаемую женщину на пороге смерти в больницу для бедняков и отбросов мира сего. Не стану, потому что этого не пересказать двумя словами, и для того нужно свое место и время. Но скажу только, что, когда эта невероятная женщина умерла, а случилось это меньше, чем через гексал после нашего с ней знакомства, я рыдала так, как не рыдала никогда в жизни прежде, и мне кажется, что никогда после тоже. Я была безутешна, мне казалось, что я лишилась части себя. Я проклинала всю несправедливость этой жизни, проклинала мир, так обошедшийся со столь прекрасным человеком, и саму природу за то, что она отнимает у нас тех, кого мы любим. И тогда отец предложил мне написать все, что я услышала от Белатрисы. Рассказать ее историю, пока та еще свежа в моей памяти, и тем самым подарить ей вечную жизнь, не дать исчезнуть без следа. Вот так, Клиф, в тринадцать лет я и написала свою первую в жизни статью. Биографию Белатрисы Шарон.

– Больше похоже на начало писательской карьеры, чем журналисткой, – заметил я.