Ярмарка невест

– Нет, милорд. Она спокойно пошла с ним, взяла все свои вещи. На это было жутко смотреть. Гонетта и повариха рыдали так, что сердце разрывалось, а маленький Дейви повис у нее на шее и умолял остаться. Бедному Томасу пришлось оттаскивать от нее мальчика. При этом миссис Верити плакала так же безутешно, как и Дейви.

Голос миссис Трегелли задрожал, и она замолчала, чтобы вытереть рукой глаза.

– Она всех нас обняла, – продолжала миссис Трегелли, – как будто мы ее семья. Она хотела подождать, пока вы вернетесь, но мистер Расселл ждать не стал. Он сказал, что им надо выезжать немедленно. Миссис Озборн оставила для вас записку. На вашем столе. Вы видели?

– Нет.

Джеймс повернулся и наклонился над столом. Он подобрал листок, который выпал из письма Расселла, но это была всего-навсего копия купчей. Такая же хранилась у Джеймса под замком в течение всех этих месяцев.

– Я не вижу ее, – сказал он и перевернул все бумаги у себя на столе. – Где она? Где?

– Вот, милорд. – Миссис Трегелли показала на запечатанную записку, прислоненную к чернильнице серебряного письменного прибора старого лорда Харкнесса.

Джеймс схватил записку, при этом перевернул сосуд с промокательным песком, разбрасывая его по столу. «Лорду Харкнессу», – было написано на сложенном листе изящным, легким почерком. Даже не «Джеймсу», только титул. Он подавил в себе досаду, сломал печать и жадно прочитал.

Джеймс!

Мне очень жаль, что пришлось уехать не простившись. Мой муж вернулся за мной, и, поскольку закон на его стороне, я вынуждена покинуть Пендурган. Пожалуйста, прими мою благодарность за твою доброту и дружбу и за возможность узнать добрых людей Пендургана и Сент-Перрана, которую ты мне дал. Я буду по вам скучать. Я очень сожалею, что не смогу присутствовать на празднике Иванова дня. Уверена, что он пройдет успешно. Люди с нетерпением ждут его. Знай, что воспоминание о тебе навсегда останется для меня самым дорогим, что было в моей жизни.

Твой друг Верити Озборн Расселл.

Джеймс повернулся спиной к миссис Трегелли и снова прочитал письмо, смакуя каждое слово, отыскивая под болью надежду. Он нашел ее проблеск в последней строчке. «Самое дорогое, что было в моей жизни».

«О, конечно, – думал Джеймс, – и ты для меня тоже».

Джеймс долго стоял, выискивая точный смысл каждого слова. Верити было жаль уезжать. Она была благодарна за его доброту и его дружбу. Она хотела попрощаться. Она будет о нем скучать. Нет, она будет скучать о них всех, но в это чувство включен, конечно, и он. Она будет о нем скучать. Ей было жаль. Она благодарна. Верити к нему привязалась.

Конечно, именно это читалось между строк. Она привязалась. Может быть, она даже любит его. Нет, тут уж он слишком далеко зашел. Но она привязалась к нему. Она беспокоилась о нем. Об этом он знал.

Но что толку понимать, что она испытывала к нему теплые чувства, если она уехала? Какой смысл объяснять боль, разрывающую его сердце?

За такое короткое время Верити перевернула всю его жизнь, жизнь всех в Пендургане и Сент-Перране. Она так много изменила в его мрачном доме. Он уже никогда не станет прежним.

Самым большим изменением был сам Джеймс. Верити начала возвращать его к жизни. Пока это были только крохотные зерна в глубине его несчастной черной души, но они изо всех сил стремились прорасти и выпустить свои побеги навстречу солнцу. Это стремление появилось только благодаря Верити, потому что она верила в него, вселила в него надежду, тогда как он не осмеливался даже мечтать.

Верити разбудила в нем желание жить, научила изгонять терзающих его демонов. Верити посеяла эти зерна, и, видит Бог, Джеймс не хочет дать этим побегам зачахнуть и погибнуть. Он знал, что другой возможности вернуться к жизни у него не будет. Верити была его последней возможностью. И она уехала.

«Я вынуждена покинуть Пендурган». Она уехала не по своему желанию. Этот ублюдок Расселл вынудил ее уехать, прикрываясь законом. Он не очень-то вспоминал о законе прошлой осенью, когда повел свою гордую молодую жену на аукцион в Ганнислоу. Жену, которая фактически так и не стала его женой.