– Да, конечно, я же приписан к Российскому посольству в Стокгольме, – он кивнул, явно обрадовавшись, что наконец-то может ответить хотя бы на один мой вопрос.
– Ну и отлично. В теперь садитесь и читайте, или вы предпочитаете делать это стоя?
– Я? Читать письмо, адресованное вам? – нет, ну что за тормоз, на меня накатило раздражение.
– Адам Васильевич, из нас двоих только вы знает шведский язык. А мне, чтобы узнать содержимое письма, хотя я догадываюсь, о чем оно, все равно нужно кого-то просить мне его прочитать. Зачем же мне тратить время и кого-то искать, если прямо передо мной стоите вы, знающий шведский?
– Но, вы не боитесь, ваше высочество, что содержимое может быть мною рассказано в каждом салоне, куда меня, дай Бог, пригласят в те дни, что я пробуду в Петербурге?
– Да кому надо, тот итак уже знает, что мне написал какой-то швед от лица своего короля, – я пожал плечами. – Уж во всяком случае, ее величеству точно доложили.
– И вы так спокойно к этому относитесь? – Адам покачал головой и принялся разворачивать письмо.
– А как мне еще к этому относиться, если я считаю такое положение дел вполне естественным и дюже важным. Более того, Андрей Иванович Ушаков по моей просьбе усилил эту службу, выделил специальное небольшое подразделение, которое уже начало заниматься исключительно чужой перепиской, включая расшифровку. Ну и знания языков у его сотрудников должно быть не уровне, естественно. Так же, как и способность не просто расшифровывать чужие шифры, но и разрабатывать свои. А вы удивляетесь, почему я к таким действиям отношусь нормально, – я не удержался и хмыкнул. – Так вы будете читать, или мне поискать другого полиглота?
Олсуфьев вздохнул, согнул руку, пристроил на сгибе свою треуголку и развернул, наконец-то письмо. На предложенный стул он так и не сел. Я тоже стоял, правда опиравшись на стол, внимательно слушая, как он читает. Получалось у Адама очень хорошо. Он прочитывал про себя, затем про себя переводил и выдавал мне уже переведенную версию. Он изначально взял определенный темп, и читал хоть и медленно, но создавалось впечатление, что он не занимается сложным переводом, а просто читает вслух написанное.
Если кратко, то после витиеватых приветствий на полстраницы, в письме было сказано, что Швеция принимает Георга в качестве наследника, и что уважает мой собственный выбор. Надеется дружить семьями… тьфу… надеется на добрососедские отношения и так далее и тому подобное. Ничего, о чем бы я не догадывался в письме не было, всего лишь положенная по протоколу отписка. Единственное, что немного выбивалось из колеи, это просьба сразу же сообщить в Стокгольм о рождении моего сына и наследника. Я с трудом удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Они вообще соображают, что пятнадцатилетнему парню это написали? Почти пятнадцатилетнему. Потому что пятнадцать мне исполнится очень скоро, но пока не исполнилось. Ладно, скорее всего, писал секретарь по шаблону, и о таких нюансах даже не задумывался.
Олсуфьев закончил и вопросительно посмотрел на меня. Я даже сначала не понял, что он хочет этим своим взглядом мне сказать.
– Все? Постскриптумы все прочли? – я решил уточнить, что же он хочет от меня.
– Да, ваше высочество, – кивнув, теперь уже я вопросительно посмотрел на него.
– Прекрасно, можете быть свободны.
– Но, вы не будете писать ответ? – он снова удивленно уставился на меня, я же вздохнул.
– Конечно, нет. Вот когда наследником обзаведусь, то сразу же восторженным эпосом разрожусь, листа на три не меньше. А пока мне нечего сказать его величеству.
На этот раз Олсуфьев не стал ничего переспрашивать. Он аккуратно положил письмо на стол, поклонился и направился к выходу. Дверь за ним закрылась, и я потер шею и негромко рассмеялся. Бывают же такие кадры. Мне сегодня везет. То недотепа охранник у дверей, но очень старательный, то вот этот посланник из Стокгольма. Рутинное, на самом деле ничего не значащее происшествие.
Тут за дверями раздался какой-то плохо дифференцированный шум. Я невольно прислушался.
– А я настаиваю, чтобы его высочество принял меня незамедлительно! – О, кажется, я знаю, кто это визжит, как боров недокастрированный. Лесток приперся отношения выяснять. Ну пусть попробует войти, я ему махом парик плоским сделаю, вот, например, эта штуковина прекрасно подойдет. Я поднял со стола небольшой, но вполне тяжелый пресс, и приготовился встречать бывшего лейб-медика императрицы.
– Я никак не могу пропустить вас к его высочеству, – от удивления у меня брови поползли вверх, потому что отвечал Лестоку сейчас тот самый Олсуфьев. Отвечал предельно вежливо и не менее твердо. – Если бы его высочество назначил вам встречу, то наверняка предупредил бы этого бравого гвардейца.
– Но я жажду увидеться с его высочеством! – Лесток продолжал визжать, а его акцент усилился. Я так и не понял акцент у него больше немецкий или все-таки французский.