Ярмарка Святого Петра

— Твоя правда, — согласился Радульфус, — а между тем девушка гостит в нашем аббатстве, и мы в ответе за ее безопасность. И если неведомый злодей преследует некую лишь ему известную цель, его преступления могут не закончиться с ограблением баржи, как не закончились они со смертью купца. Нынче мистрисс Вернольд на попечении помощника шерифа, и лучшей защиты для нее не сыщешь. Но это не освобождает нас от ответственности. Она, как и сам Берингар, пользуется гостеприимством нашей обители. Я не хочу, чтобы мирские дела отвлекали братию от священных обязанностей, предписываемых уставом нашего ордена. Однако у нас есть обязанности и перед законом. И коль скоро случилось так, что ты, брат, с самого начала оказался причастен к этому делу, то кому, как не тебе, позаботиться о безопасности пребывающих под нашим кровом и о добром имени нашей обители. Постарайся не пропускать службы без крайней надобности, но, коли таковая возникнет, я дозволяю тебе отлучаться, когда и куда потребуется. Скоро ярмарка закончится, странноприимный дом опустеет, гости разъедутся. Тогда защита невиновных и предотвращение злодеяний не будет более зависеть от нас. Но ярмарку проводит аббатство, и, пока она не завершилась, мы в ответе за то, что происходит на нашей земле, и обязаны сделать все, что в наших силах, дабы не допустить зла.

— Отец аббат, — отвечал Кадфаэль, — я выполню все, что ты повелел, насколько достанет моих сил.

Кадфаэль направлялся к вечерне, и на сердце его было неспокойно, хотя, по правде сказать, поручение аббата пришлось ему по душе. Монах уже настолько втянулся в это запутанное дело, что ему нелегко было отступиться, к тому же судьба девушки была ему небезразлична. А ежели строго придерживаться орденского устава, то, как ни суди, ни на что другое времени не останется.

Однако, войдя в церковь, Кадфаэль заставил себя забыть об Эмме Вернольд и полностью сосредоточился на службе. Когда же после ужина монах возвращался из трапезной, он ничуть не удивился, завидев во дворе поджидавшего его Хью Берингара. Друзья присели в уголке, наслаждаясь вечерней прохладой и вдыхая пьянящий аромат роз.

— Выкладывай, что еще случилось, — промолвил Кадфаэль, поглядывая на Берингара, — по лицу вижу, что у тебя новости, хотя для одного дня их у нас без того предостаточно.

— А что поделаешь, — отозвался Хью. — Представь себе, не более часа тому назад один малый, рыбачивший на Северне, подцепил на крючок узел намокшего платья. У него чуть леска не оборвалась, так пришлось снова опустить улов в воду, но парень оказался настырным и подтащил-таки свою находку к берегу. Знаешь, что это было? Прекрасный кафтан из тонкой шерсти, шитый на рослого, полного мужчину. — Берингар встретил быстрый, встревоженный взгляд Кадфаэля — не столько вопрошающий, сколько заранее уверенный в ответе. — Конечно, чей же еще. Эмме я ничего говорить не стал, язык не повернулся. Она сейчас показывает Элин узор, чтобы вышить по нему кайму для детской рубашечки. Эмма приглядела его во Франции. Сидят они с Элин рядышком, склонив головки, — ну точно родные сестры. Я вызвал Роджера Дода, и тот опознал платье своего хозяина. Сомнений нет — это кафтан мастера Томаса. Мои люди сейчас шарят на отмелях, может, и рубаху со штанами найдут. Да, такой кафтан стоит немалых денег, и для любого вора он был бы ценной добычей.

— И уж ясно, что никакой бродяга не выбросил бы его в воду, — промолвил Кадфаэль.

— Нипочем бы не выбросил! — подтвердил Берингар.

— Правда, у покойного были еще и кольца на пальцах, — заметил Кадфаэль, — но сдается мне, что они слишком дороги и вряд ли злодей решил бы избавиться от них, хотя бы и ради доказательства, будто убийство совершено из ненависти, а не ради наживы. К тому же, брось кольца в реку, они потонут и никто их не найдет. К чему же тогда их туда бросать?

— Ты, как всегда, опережаешь меня в догадках, — сказал Берингар, приподняв тонкие черные брови. — Итак, поначалу это убийство представлялось содеянным из личной мести. Но во время разбирательства Иво Корбьер указал, — и вполне резонно, — что в таком случае убийца едва ли стал бы раздевать жертву, а скорее поспешил бы унести ноги. Помнится, он сказал, что мщение не имеет ничего общего с охапкой одежды. Услышав это, мой шериф заметил, что подобная мысль могла прийти в голову и убийце и он раздел свою жертву, чтобы сбить нас с толку. И вот теперь мы выудили из реки кафтан убитого купца — а дальше что? Что из этого следует, дружище?

— Голова кругом идет, — уныло промолвил Кадфаэль. — Если бы кафтан не нашли, все так и продолжали бы считать, что это убийство с целью ограбления, а это говорило бы в пользу молодого Корвизера. Допустим, что на разбирательстве у шерифа кто-то смекнул: ежели подбросить одежку убитого так, чтобы ее наверняка нашли, это станет дополнительной уликой против Корвизеровского сынка. А существует только один человек, заинтересованный в том, чтобы паренька засудили, и это, ясное дело, и есть убийца. Если, конечно, молодой дуралей и впрямь никого не трогал.