Ярмарка Святого Петра

— Что правда, то правда! Эмма свидетельствовала по совести, этого я не отрицаю. Но о ней и без тебя есть кому позаботиться. Лучше о матери своей вспомни, она за это время все глаза выплакала. И хоть нынче шериф выпустил тебя из темницы, он не снял с тебя подозрения, и его люди глаз с тебя не спускают. Тебе бы сейчас мать улестить да успокоить. Дома тебя ждет горячий прием, это я тебе обещаю.

Голова Филипа была занята другим, но как только он вошел в дом, расположенный за выходившей на улицу мастерской сапожника, его и впрямь встретил горячий прием. Завидев сына, хлопотавшая у очага госпожа Корвизер — дородная, цветущая, речистая дама — вскрикнула и, бросив половник, устремилась к своему чаду, словно корабль на всех парусах. Она принялась тормошить его, обнимать, колошматить, ласкать и бранить одновременно. Сморщив нос, она заявила, что от него несет темницей, ужаснулась тому, во что он превратил праздничную одежду, а увидев запекшуюся на его волосах кровь, жалобно запричитала и, усадив сына, взялась очищать рану. Филип счел за благо не сопротивляться и дать матушке выговориться.

— Негодник, — тарахтела госпожа Корвизер, — ты опозорил всю нашу семью, а меня чуть в гроб не вогнал. Я и штопаю, и стряпаю, и стираю, а чем ты отплатил за мою заботу. Это же неслыханно, чтобы сын провоста угодил в темницу. Неужели тебе не стыдно?

Не переставая причитать, она смыла засохшую кровь и вздохнула с облегчением, увидев, что на голове сына остался один лишь едва заметный шрам, но когда на ее вопрос он весело ответил: «Ни капельки, мама!», пребольно дернула его за волосы.

— Бесстыдник ты после этого и бездельник. Ну теперь-то, надеюсь, ты возьмешься за работу, вместо того чтобы шататься по городу да сбивать с толку сыновей почтенных людей вздорными затеями.

— Матушка, я хотел того же, что и отец, а заодно и весь городской совет, так что прежде тебе следовало бы выбранить их. А уж каков я бездельник, лучше спросить у тех, кто носит сшитые мной башмаки, что-то я не слышал нареканий на свою работу.

Филип и вправду был усердным и умелым работником, и в других обстоятельствах госпожа Корвизер не преминула бы похвалиться его мастерством. Юноша порывисто обнял мать и чмокнул ее в щеку, но она оттолкнула его и проворчала:

— Нечего ко мне подлизываться. Подумай-ка о том, как очиститься от подозрений и искупить свою вину. А сейчас поешь — небось изголодался.

Обед был превосходным, прежде такие ему случалось едать только по большим праздникам. Филип основательно подкрепился, а потом, вместо того чтобы переодеться, тщательно побрился, увязал в узелок чистые штаны и рубаху и, взяв одежду под мышку, направился к выходу.

— Куда это ты собрался? — насторожилась мать.

— На речку. Искупаться и смыть с себя всю эту грязь.

Выше по течению, у самого берега реки, неподалеку от ратуши, Корвизеры, как и большинство горожан, имели небольшой садик, где выращивали фрукты и овощи. Там можно было поваляться на травке и обсохнуть на солнышке. Именно там Филип и научился плавать, едва начав ходить. Юноша не сказал матери, куда он задумал пойти потом. Он сожалел, что не может нарядиться по-праздничному, но надеялся, что в такую жару ему не потребуется натягивать тунику, а в тонкой полотняной рубахе, к тому же хорошо отглаженной, будет выглядеть не хуже других.

Вода на песчаной отмели рядом с садиком прогрелась, но после сытного обеда Филип не стал купаться слишком долго и заплывать далеко от берега. Однако до чего же приятно освежиться и вновь почувствовать себя самим собою! Казалось, воды Северна смыли даже воспоминание о заточении и позоре. Найдя у берега затон, где течения почти не было, юноша посмотрел в воду и остался доволен. Правда, густые рыжеватые волосы были взъерошены, но Филип старательно расчесал их пятерней и пригладил. Затем он оделся и зашагал к мосту, а оттуда направился в аббатство. Прошлый раз он пересекал мост, думая лишь о том, как помочь родному городу, но сейчас мысли Филипа были заняты другим. У него было свое важное дело на аббатском берегу реки.

— Тут явился молодой человек, — доложила Констанс с легкой, лукавой улыбкой, — и просит дозволения поговорить с мистрисс Вернольд. На вид приятный юноша, хотя совсем еще зеленый. И просит весьма учтиво.

Как только служанка упомянула о молодом человеке, Эмма быстро подняла глаза. Сейчас, по прошествии времени, она уже в какой-то мере смирилась со случившейся бедой, в которой, во всяком случае, ничуть не была повинна, а потому припомнила слова, сказанные Иво. Тогда, потрясенная случившимся, девушка была не в состоянии вникнуть в их смысл, но сейчас они, казалось, приобрели огромное значение.

— Это мессир Корбьер?

— Нет, на сей раз не он. Этого юношу я не знаю, но сам он назвался Филипом Корвизером.