Ярмарка Святого Петра (Хроники брата Кадфаэля - 4)

У Эммы, однако, хватило рассудительности, чтобы не впасть в ярость и не приняться колотить в дверь. Все равно в этом не было бы никакого толку. Она неподвижно стояла у двери, держась за ручку, и лишь мысли в ее голове проносились с бешеной скоростью. Она искала выход и не могла его найти. В комнате нет другой двери, окошки чересчур узкие даже для нее, и, кроме того, они находятся слишком высоко над землей.

Эмма простодушно доверилась молодому человеку, а он неожиданно превратился в ее тюремщика. Но почему? Что ему от нее нужно? Девушка знала, что она красива, но почему-то была убеждена, что ради ее прелести Корбьер не пошел бы на похищение. Это было сделано не ради ее самой, но, значит, ради того, чем она владела. А у нее была лишь одна вещь, ради которой можно было решиться на крайность. За этим предметом неотступно следовала смерть. Слуга Иво из-за этого стал убийцей, и сам был убит по приказанию господина. Тогда ей, да и всем остальным, представлялось, что конюх решил поживиться и убил перчаточника по роковой случайности. Доказательством послужили найденные у Эвальда краденые вещи. Усомниться в этом значило бы заглянуть в бездну столь черную, что в существование ее трудно было поверить. Лишь сейчас Эмма заглянула в нее, и ей открылась истина: Иво заманил ее в ловушку.

Но если она не могла вылезти в окно, то могла выбросить письмо, которое носила при себе. Правда, существовала опасность того, что его найдет и подберет посторонний. Свиток слишком легок, и далеко его не закинуть. Девушка все же пересекла комнату и выглянула из окна. Увы, там, на травянистом склоне, привалившись спиной к стволу березы, сидел Турстан Фаулер со своим арбалетом и лениво посматривал вверх, на окна комнаты, ставшей ее темницей. Заметив в окошке ее лицо, он ухмыльнулся. Помощи ждать было неоткуда.

Вся дрожа, девушка отскочила от окна и торопливо вытащила спрятанное на груди письмо. Это был пергаментный свиток длиной в ладонь и толщиной в два пальца, висевший на тонкой, как паутинка, шелковой нити. Спрятать его было не так уж трудно. Девушка туго обмотала свиток ниткой и осторожно засунула в прическу - узел иссиня-черных волос, покрытый шелковой сеткой. Убедившись, что письмо невозможно заметить, Эмма аккуратно уложила каждый локон на место и поправила сетку. Некоторое время девушка стояла неподвижно, обхватив голову руками, чтобы закрепить форму прически, и глубоко дышала, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Затем она поместила жаровню между собой и выходом, подняла глаза на дверь и... только что успокоившееся сердце девушки едва не выскочило из груди. У порога, с легкой усмешкой на губах, стоял Иво Корбьер. Эмма и на сей раз не услышала, как повернулся ключ, - видать, замки в этом доме были хорошо смазаны. Не спуская глаз с девушки, Иво шагнул в комнату, закрыл за собой дверь и, как поняла Эмма по движению руки, изнутри запер ее на ключ.

Даже в собственном доме, в окружении своих слуг он не хотел рисковать, хотя имел дело всего лишь со слабой девушкой. То, что он, по-видимому, считал ее серьезным противником, можно было принять за своего рода комплимент, без которого, впрочем, Эмма предпочла бы обойтись.

Поскольку Иво не знал о ее попытке открыть дверь, девушка решила держаться так, будто ее ничто не встревожило. Она встретила его с улыбкой и уже приоткрыла рот, собираясь слегка пожурить молодого человека за долгое отсутствие, но Корбьер опередил ее:

- Где оно? Отдай его мне, и я не причиню тебе вреда. Мой тебе совет отдай по-хорошему.

Иво не спешил и продолжал улыбаться, но теперь Эмма видела, что улыбка у него холодная и фальшивая. Она воззрилась на него широко раскрытыми глазами, как будто решительно не могла уразуметь, о чем идет речь.

- Что отдать? Я вас не понимаю!

- Дорогая, не пытайся морочить мне голову. Ты прекрасно знаешь, что я хочу получить - письмо. То самое, которое предназначалось для графа Ранульфа Честерского и которое твой незабвенный дядюшка должен был передать на ярмарке Эану из Шотвика - лазутчику моего дражайшего родственничка.

Иво говорил спокойно и даже добродушно, он понимал, что времени в его распоряжении достаточно, а попытки девушки изобразить непонимание лишь забавляли его. Он решил поиграть с ней, как кошка с мышкой, не сомневаясь, что в конечном счете все равно добьется своего.

- И не вздумай говорить мне, красавица, будто ты и слышать не слышала ни о каком письме. Не думаю, что ты такая же мастерица лгать, как я.

- Но я не лгу, - отвечала Эмма, беспомощно качая головой, - я действительно ничего не понимаю. Какое письмо? Если оно и вправду было у дядюшки, то при чем здесь я? При мне он о письме даже словом не обмолвился. Да неужто вы и впрямь думаете, что он - купец - доверил бы сколь-нибудь важное дело неопытной девушке? Напрасно вы так считаете.

Корбьер сделал пару небрежных шагов в глубь комнаты, и Эмма заметила, что от его хромоты не осталось и следа. Пламя жаровни давало ровный свет, алые отблески которого, словно закатные лучи, играли на золотистых волосах Иво.