Ярмарка Святого Петра

«А он-то зачем здесь? — удивился Кадфаэль. — На пристани его не было, и, судя по тому, в каком состоянии нашли этого бедолагу, он вряд ли сумеет что-нибудь толком вспомнить о вчерашнем вечере. Однако ему, похоже, есть что сказать, иначе Корбьер не привел бы его сюда. Он ведь вчера грозил, что для вразумления посадит этого малого на весь день под замок».

— А это шериф? — шепотом спросила Эмма.

Жильбер Прескот вошел в зал в сопровождении двух законников, с которыми советовался насчет соответствия своих решений обычаям, хартиям и жалованным грамотам. Сегодняшнее разбирательство еще не было судом, но от единоличного решения шерифа зависело, будут ли возмутители спокойствия освобождены до суда под залог и отданы на поруки своим отцам или же им придется дожидаться решения своей участи в темнице. Шериф — высокий худощавый мужчина с коротко подстриженной черной бородкой — держался прямо и энергично, и один лишь взгляд его проницательных глаз мог усмирить любого буяна.

Без лишних церемоний шериф занял свое место, и сержант вручил ему перечень имен взятых под стражу юнцов. Увидев, как он велик, Прескот поднял брови, что не сулило ничего доброго.

— Стало быть, именно эти лоботрясы учинили вчера беспорядок? — промолвил шериф, разворачивая свиток и хмуро разглядывая его. — Ну что ж, мы этим займемся, но прежде надо рассмотреть более серьезное дело, касающееся смерти почтенного мастера Томаса из Бристоля. В котором часу его в последний раз видели живым?

По словам работников купца, он ушел из своей палатки на ярмарочной площади более часа спустя после того, как прозвонил колокол к повечерию. Тогда-то его и видели в последний раз. Старший подручный покойного, Роджер Дод, находится здесь и готов свидетельствовать, что его хозяин ушел никак не ранее, а скорее малость позже четверти десятого вечера. То же может подтвердить и другой работник, стороживший товары.

— Значит, он ушел уже довольно поздно, — промолвил шериф, размышляя вслух. — К тому времени драка уже закончилась и в предместье, как и на ярмарочной площади, было спокойно. Хью, вели-ка привести сюда всех тех, кто к тому времени уже был взят под стражу. Какова бы ни была их вина — а они нанесли изрядный урон гостям ярмарки — к этому убийству они не причастны.

Хью склонился к плечу шерифа и провел рукой по списку.

— Свалка была нешуточная, — промолвил он, — но мы быстро управились со смутьянами. Они даже не успели пройтись по предместью. Вот этого малого схватили последним, около десяти часов или немного позднее. Но он был мертвецки пьян, да и взяли его в трактире, где он, по свидетельству трактирщицы, просидел к тому времени не менее часа. Она достойная женщина, и на ее слова можно положиться, к тому же она была рада, когда ее наконец избавили от хмельного гостя. Так что он не может быть замешан в убийстве. Вот этого взяли на мосту чуть попозже. Он сам признался, что участвовал в беспорядках, но мы отпустили его домой. Он ведь хромой, почитай калека, да и нашлись свидетели, которые могут показать, где он был и что делал после девяти часов. Разумеется, он ответит за участие в бесчинствах, но, думаю, от всяких других подозрений его следует избавить.

— Выходит, что под подозрением остается только один, — промолвил Прескот, поднимая глаза на Берингара.

— Выходит так, — отвечал Хью, но больше ничего не добавил.

— Ну что ж. Пусть сюда войдут все остальные, а он пока подождет. Эти два вопроса мы будем рассматривать по отдельности и сперва займемся менее серьезным.

Стражники ввели в зал шеренгу понурых, оробевших юнцов, которые выстроились на отгороженном веревкой пространстве. Растрепанные, помятые, все в синяках и ссадинах, они, возможно, успели пожалеть о своем безрассудстве, но сердитый блеск в глазах выдавал не остывшую еще обиду. У некоторых были разорваны плащи, у одного или двух красовались фонари под глазами, у кого нос был расквашен, у кого на макушке вздулась здоровенная шишка, а уж во что превратились их щегольские наряды после ночи, проведенной на каменном и не слишком-то тщательно выметенном полу подземелья замка, и говорить не стоило. Ясно было, что домашним достанет хлопот с чисткой и починкой одежды. Кого-то из них будет пилить матушка, кого-то — молодая жена, но в том, что упреков хватит на всех, сомневаться не приходилось. Нарушители спокойствия выстроились в ряд и, стиснув зубы, терпеливо ждали, чем закончится разбирательство.