Ярмарка теней

"Закрепление химической памяти… Возможность быстро усваивать и запоминать намертво! Шутка ли… — Это позволит сократить обучение, резко ускорит общечеловеческий прогресс. Революционизирует методы хранения и распространения знаний. Избавит человечество от всяких информационных катастроф… Но смогут ли люди жить, ничего не забывая? Вот, допустим, я и Вера. Нам нужно очень многое забыть, иначе… Что иначе? И зачем нам нужно хоть что-то забывать? — Второв с удивлением ощутил в себе непривычную ясность. Он избавился от какой-то смутной тоски в груди. Все было просто в его отношении к Веронике. Теперь он _знал_ то, что чувствовал всегда. Они были и остались чужими друг другу людьми. Оставалось только повторить это ей, повторить то, что было сказано много лет назад с надрывом, болью и обидой. Повторить спокойно и просто, осторожно, бережно, чтобы не причинить лишней боли. Нет, ничего не надо было забывать! И он вновь стал думать о Рите. — Рита, которая не сумела забыть! Артур? Здесь все не просто, все двояко. И кто возьмет на себя ответственность за выбор, за синтез pro и contra? И про катастрофы нельзя забывать, про цепную реакцию в кварк-нейтринном потоке… Но это же управляемая реакция! Все дело только в режиме. Год работы, и вопрос будет решен. Так и напрашивается мысль, что это чья-то подсказка! Память — это власть над временем… Здесь стоит подумать. Крепко подумать… И, собственно, даже неправомерно ставить такую альтернативу: добро или зло. Нужно, чтоб было добро! И это зависит от нас, людей. Как мы захотим, так и будет. Природе ведь чужды такие понятия, как зло и добро. Все только в руках человеческих. И в моих руках тоже. Но не слишком ли я самонадеян? Умещается ли в мою жесткую схему вся противоречивая эволюция его гениальной идеи? Продолжатели будут отталкиваться уже от моих выводов. Они не вернутся к запутанной трагедии Кузовкина. Может, не торопиться, еще подумать? А подумать есть о чем! Здесь ведь не только проблемы информации. Но (предположительно, правда) и раскрытие необычайных возможностей человеческого организма. И, не исключено, новых тайн материи! Да, есть о чем подумать…"

Второв почувствовал, что, подобно набирающему высоту самолету, выходит на новый круг. Все, что обступало его, тревожило, показалось далеким и вместе с тем удивительно ясным. Четким и просветленным. Безумная ярмарка теней, не затихавшая в его мозгу даже ночью, внезапно кончилась. Стало совсем светло.

Он взял телефонную трубку и, дождавшись гудка, набрал номер Падре.

Последняя дверь

Ночью разразился продолжительный ливень. Яркие молнии разрывали черное небо ослепительными трещинами, и Егорову казалось, что из них вот-вот брызнет расплавленная сталь. Тяжелые холодные градины, будто твердые клювы тысяч птиц, стучали в окна. Вода не успевала сбегать по стеклу и застывала на нем мутными разводами. В лиловых вспышках Егоров на мгновение видел клубящийся туман, переплетенный толстыми веревками струй, и смутный блеск огромных луж. Их ноздреватая поверхность напоминала свежую лаву.

— Вот досада! — проворчал он, ложась на жесткую гостиничную кровать.

Некоторое время он просматривал толстый и зачитанный до дыр приключенческий альманах, брезгливо морщился, встречая сальные и винные пятна. Дойдя до очередной испачканной страницы, он отшвырнул книгу и вновь подошел к окну. Молнии все так же высвечивали из темноты пузырящуюся на стекле воду и блестящую черную реку асфальта.

Егоров так и не дождался конца ливня, заснул, а когда проснулся, было уже позднее утро, по стенам и потолку плясали яркие солнечные зайчики, отражаясь бесконечное число раз от всех лакированных, полированных и хромированных предметов.

Егоров потянулся, соскочил с постели и пружинящим шагом прошелся по приятно холодившему пластику пола. Он чувствовал себя хорошо и бодро, ему было беспричинно весело. Казалось, ночной ливень смыл с него усталость, горечь неудач и забот.