Ярмарка тщеславия

Спор их, как и десятки подобных разговоров между Осборном и его другом, закончился тем, что Джордж объявил, что на Доббина нельзя долго сердиться, и великодушно простил ему обиды, которые сам же нанес без всякого к тому основания.

– Послушай-ка, Бекки, – закричал Родон Кроули из своей туалетной комнаты жене, наряжавшейся к обеду у себя в спальне.

– Что? – раздался в ответ звонкий голос Бекки. Она гляделась через плечо в зеркало. С обнаженными плечами, в прелестном белом платье с небольшим ожерельем и голубым поясом, она являла собою образ юной невинности и девического счастья.

– Как по-твоему, что будет делать миссис Осборн, когда Осборн уйдет с полком? – спросил Кроули, входя в комнату; он исполнял на своей макушке дуэт двумя огромными головными щетками и с восхищением поглядывал из-под свисающих волос на свою хорошенькую жену.

– Наверно, выплачет себе глаза, – отвечала Бекки. – Она уже раз пять принималась хныкать при одном упоминании об этом, когда мы были вдвоем.

– А тебе, видно, решительно все равно, – сказал Родон, задетый за живое бесчувственностью своей жены.

– Ах ты, гадкий! Да разве ты не знаешь, что я намерена ехать с тобой? – воскликнула Бекки. – Кроме того, ты совсем другое дело! Ты идешь адъютантом генерала Тафто. Мы не состоим в строевых войсках! – сказала миссис Кроули, вздергивая головку с таким видом, что супруг пришел в восторг и, нагнувшись, поцеловал ее. – Родон, голубчик… как ты думаешь… не лучше ли будет получить эти деньги с Купидона до его отъезда? – продолжала Бекки, прикалывая сногсшибательный бантик. Она прозвала Джорджа Осборна Купидоном. Она десятки раз говорила ему о его красивой наружности. Она ласково поглядывала на него за экарте по вечерам, когда он забегал к Родону на полчасика перед сном.

Она часто называла Джорджа ужасным ветреником и грозилась рассказать Эмми о его времяпрепровождении и дурных сумасбродных привычках. Она подавала ему сигару и подносила огонь: ей был хорошо известен эффект этого маневра, так как в былые дни она испробовала его на Родоне Кроули. Джордж считал ее веселой, остроумной, лукавой, distinguée, восхитительной. Во время прогулок и обедов Бекки, разумеется, совершенно затмевала бедную Эмми, которая робко сидела, не произнося ни слова, пока ее супруг и миссис Кроули оживленно болтали, а капитан Кроули и Джоз (вскоре присоединившийся к новобрачным) в молчании поглощали еду.

В душе у Эмми шевелилось предчувствие чего-то недоброго со стороны подруги. Остроумие Ребекки, ее веселый нрав и таланты смущали ее и вызывали тягостную тревогу. Они женаты всего лишь неделю, а Джордж уже скучает с ней и жаждет другого общества! Она трепетала за будущее. «Какой я буду ему спутницей, – думала она, – ему, такому умному и блестящему, когда сама я такая незаметная и глупенькая! Как было благородно с его стороны жениться на мне – отречься от всего и снизойти до меня. Мне следовало бы отказать ему, но у меня не хватило духу. Мне следовало бы остаться дома и ухаживать за бедным папой!» Она впервые вспомнила о своем небрежении к родителям (у бедняжки были, конечно, некоторые основания обвинять себя в этом) и покраснела от стыда. «О, я поступила очень гадко, – думала она, – я показала себя эгоисткой, когда забыла о них в их горе, когда заставила Джорджа жениться на мне. Я знаю, что недостойна его… Знаю, что он был бы счастлив и без меня… и все же… но ведь я старалась, старалась от него отказаться».

Тяжело, когда такие мысли и признания тревожат молодую жену в первую же неделю после свадьбы. Но так оно было, и накануне приезда Доббина, в чудный, залитый лунным светом майский вечер, такой теплый и благоуханный, что все окна были открыты на балкон, с которого Джордж и миссис Кроули любовались спокойной ширью океана, пока Родон и Джоз были заняты в комнате игрою в триктрак, Эмилия сидела в большом кресле, всеми забытая, и, глядя на обе эти группы, чувствовала отчаяние и угрызения совести, которые тяжким гнетом ложились на эту нежную одинокую душу. Всего неделя, а вот до чего дошло! Будущее, если бы она заглянула и него, представилось бы ей поистине мрачным. Но Эмми была слишком робка, если можно так выразиться, чтобы заглядывать туда и пускаться в плавание по этому безбрежному морю одной, без указчика и защитника. Я знаю, что мисс Смит невысокого о ней мнения. Но, дорогая моя мисс Смит, много ли найдется женщин, одаренных вашей изумительной твердостью духа?

– Что за чудесная ночь, как ярко светит месяц! – сказал Джордж, попыхивая сигарой и пуская дым к небесам.