Ярмарка тщеславия

Те, кто знает теперешнего генерал-лейтенанта, сэра Джорджа Тафто, кавалера ордена Бани, и видели, как он, подбитый ватой и в корсете, почти каждый день во время сезона важно семенит по Пэл-Мэл в своих лакированных сапожках на высоких каблуках, заглядывая под шляпки проходящим женщинам, или гарцует на чудесном гнедом, строя глазки проезжающим в экипажах по Парку, — те, кто видел теперешнего сэра Джорджа Тафто, едва ли узнают в нем храброго офицера, отличившегося в Испании и при Ватерлоо. Теперь у него густые вьющиеся каштановые волосы и черные брови, а бакенбарды темно-лилового цвета. В 1815 году у него были светлые волосы и большая плешь; фигура у него была полнее, теперь же он сильно похудел. Когда ему было около семидесяти лет (сейчас ему под восемьдесят), его редкие и совсем белые волосы внезапно стали густыми, темными и вьющимися, а бакенбарды и брови приняли теперешний оттенок. Злые языки говорят, что его грудь подбита ватой, а его волосы — парик, так как они никогда не отрастают. Том Тафто, с отцом которого генерал рассорился много лет назад, говорил, будто mademoiselle де Жезей из Французского театра выдрала волосы его дедушке за кулисами; но Том известный злопыхатель и завистник, а парик генерала не имеет никакого отношения к нашему рассказу.

Как-то раз, когда некоторые наши друзья из ***полка бродили по цветочному рынку Брюсселя после осмотра ратуши, которая, по словам миссис О’Дауд, оказалась далеко не такой большой и красивой, как гленмелонский замок ее отца, к рынку подъехал какой-то офицер высокого чина в сопровождении ординарца и, спешившись, выбрал самый прекрасный букет, какой только можно себе вообразить. Затем эти чудесные цветы были завернуты в бумагу, офицер снова вскочил на коня, препоручив букет ухмыляющемуся ординарцу, и поехал прочь с важным и самодовольным видом.

— Посмотрели бы вы, какие цветы у нас в Гленмелони! — говорила миссис О’Дауд. — У моего отца три садовника-шотландца и девять помощников. Оранжереи занимают целый акр, ананасы родятся каждое лето, как горох. Виноградные грозди у нас весят по шести фунтов каждая, а цветы магнолии, говоря по чести и совести, величиной с чайник.

Доббин, никогда не задиравший миссис О’Дауд, что с восторгом проделывал негодный Осборн (к ужасу Эмилии, умолявшей его пощадить жену майора), отскочил вдруг в сторону, фыркая и захлебываясь, а потом, удалившись на безопасную дистанцию, разразился громким, пронзительным хохотом, к изумлению рыночной толпы.

— Чего этот верзила раскудахтался? — заметила миссис О’Дауд. — Или у него кровь из носу пошла? Он всегда говорит, что у него кровь носом идет, — этак из него вся кровь должна была бы вылиться. Разве магнолии у нас не с чайник величиной, О’Дауд?

— Совершенно верно, и даже больше, — подтвердил майор.

В это-то время беседа и была прервана появлением офицера, купившего букет.

— Ох, хороша лошадь, черт побери! Кто это такой? — спросил Джордж.

— Если бы вы видели Моласа, лошадь моего брата Моллой Мелони, которая выиграла приз в Каррахе!.. — воскликнула жена майора и собиралась продолжать свою семейную хронику, но муж прервал ее словами.

— Да это генерал Тафто, который командует *** кавалерийской дивизией, — и затем прибавил спокойно: — Мы с ним оба были ранены в ногу при Талавере^{131}.

— После этого вы и получили повышение по службе, — смеясь, добавил Джордж. — Генерал Тафто! Значит, дорогая, и Кроули приехали.

У Эмилии упало сердце — она сама не знала почему. Солнце словно светило уже не так ярко, и высокие старинные фронтоны и крыши сразу потеряли свою живописность, хотя закат был великолепен и вообще это был один из самых чудных дней конца мая.

Глава XXIX Брюссель

Мистер Джоз нанял пару лошадей для своей открытой коляски и благодаря им и своему изящному лондонскому экипажу имел вполне приличный вид во время своих прогулок по Брюсселю. Джордж купил себе верховую лошадь и вместе с капитаном Доббином часто сопровождал коляску, в которой Джоз с сестрой ежедневно ездили кататься. В этот день они выехали в парк на свою обычную прогулку, и там предположение Джорджа о прибытии Родона Кроули и его жены подтвердилось. Среди маленькой кавалькады, сплошь состоявшей из английских офицеров в высоких чинах, они увидели Ребекку, в очаровательной, плотно облегавшей ее амазонке, верхом на прекрасной арабской лошадке, на которой она ездила превосходно (это искусство она приобрела в Королевском Кроули, где баронет, мистер Питт и сам Родон давали ей уроки); рядом с ней ехал доблестный генерал Тафто.

— Да это сам герцог! — закричала миссис О’Дауд Джозу, который тут же покраснел, как пион. — А это, на гнедом, лорд Аксбридж. Какой у него бравый вид! Мой брат Моллой Мелони похож на него как две капли воды.

Ребекка не подъехала к коляске; но, заметив сидевшую в ней Эмилию, приветствовала ее нежными словами и улыбкой, послала ей воздушный поцелуй, игриво помахала ручкой в сторону экипажа, а затем продолжала беседу с генералом Тафто. Генерал спросил:

— Кто этот толстый офицер в фуражке с золотым галуном?