Ярмарка в Сокольниках

Автобус из Брюнау должен был прибыть десять минут назад. К столику подпорхнула молоденькая официантка в национальном костюме альпийского предгорья. Гость заказал кофе. Когда через минуту она принесла подносик с кофейником, он сделал несколько жадных глотков и вдруг увидел того, кого ждал. Толстый старикан в клетчатой куртке, со скоростью, не соответствующей его возрасту и комплекции, почти бежал по Банхофштрассе, удачно избегая столкновений с прохожими. Загорелый почувствовал, что напряжение постепенно покидает его. Он откинулся на сиденье и закурил вторую сигарету. Снова посмотрел на часы, положил деньги на столик и вышел из кафе.

Время было рассчитано с точностью до доли секунды: пройдя два квартала, он почти столкнулся с толстым швейцарцем, который, справившись с массивными вертящимися дверьми Роентген Банка, продолжал свой путь к Цюрихскому озеру. Теряясь в толпе, загорелый шел за ним. Толстяк, выбрав неприметную скамейку в тени приозерного парка, сел и стал ждать.

Приезжий подошел к скамейке окружным путем. Убедившись, что вокруг никого нет, он решительно двинулся к месту встречи.

Увидев загорелого, швейцарец чуть было не вскочил от радости, но сдержался. Ласково сказал на чистом русском языке:

— Здравствуй, Васенька.

Тот, кого назвали «Васенькой», почти покровительственно похлопал старика по руке и улыбнулся. Улыбка до неузнаваемости исказила его красивое лицо: поползли книзу краешки зеленых глаз, обнажились в крысином оскале зубы. Он сделал какое-то неуловимое движение рукой, как бы снимая непрошенную гримасу.

Старик вытащил из-за пазухи небольшой, но тяжелый сверток и протянул его зеленоглазому. «Васенька» замедленными движениями развернул крафтовую бумагу и застыл в удовлетворении, опытным глазом оценивая содержимое: сапфировое колье, кольца с бриллиантами, жемчугом, изумрудами, старинные монеты…

— Это все, Вася. Последний вклад.

Загорелый покивал головой, выбрал из драгоценной груды кольцо с изумрудом, вынул из нагрудного кармана металлическую авторучку и убрал сверток. Зажав авторучку между пальцами, он раскрыл ладонь с изумрудом.

— А это лично вам, Андрей Емельянович, подарок вашей внучке на свадьбу.

Старик нерешительно протянул руку, лицо его вдруг сморщилось, он явно собирался заплакать от признательности, но не успел — загорелый быстро поднес к своему носу платок, как бы намереваясь высморкаться, и в то же мгновение нажал пружинку авторучки…

Через несколько минут он снова растворился в толпе горожан и туристов.

Прохожие обнаружили на скамейке парка труп старика, рука которого была вытянута как бы за подаянием.

Вскрытие установило, что Андрей Емельянович Зотов, художник, 81 года, русского происхождения, скончался от сердечного приступа…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДЕЖУРНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ, НА ВЫЕЗД!

1

Москва, 17 ноября 1982 года

«Сегодня я увижу Риту!» С этой мыслью я окончательно проснулся и привычным движением включил настольную лампу. За окном было ещё темно, и вставать, естественно, не хотелось. Который же может быть час? И в эту секунду выстрелил дробью стук в дверь. Ирка Фроловская, приходящая племянница одной из моих древних старушек-соседок, проверещала в щёлку: «Шурик, Шурик! Смотри скорей, во что твои джинсы превратились!»

Японский городовой! Совсем о них забыл. Как ошпаренный кот, я выскочил в одних трусах в коридор. Мои «вранглеры», краса и гордость юридического факультета, купленные за полторы сотни у фарцы, лежали в кухне скукуженные на длинной батарее радиатора. О том, чтобы их теперь надеть, не могло быть и речи. Я ужаснулся: не хватало ещё опоздать на своё первое дежурство!

— Утюг есть? — заорал я.

Фроловская притащила из тёткиной комнаты допотопный чугунный утюг, поставила на конфорку и мы долго на пару брызгали на джинсы водой. Потом Ирка пыталась их отгладить. Пока что я наскоро сполоснулся ледяной водой за самодельной занавесочкой в кухонном аппендиксе (удобства в нашей перенаселённой квартире минимальные), побрился, проглотил два холодных крутых яйца, запил их кефиром, втиснулся в джинсы, ещё довольно мокрые в поясе, надел новую красно-чёрную ковбойку. Из зеркала на фоне ярко-розовых обоев на меня смотрел вполне симпатичный шатен, двадцати пяти лет от роду. Я схватил куртку, крикнул Ирке на бегу «спасибо» и почти кубарем скатился с лестницы. Было уже без двадцати десять. Черт с ними, с мокрыми джинсами, розовыми обоями и холодными яйцами! Жизнь — скверная штука. Но сделать её прекрасной и удивительной совсем нетрудно — сейчас я увижу Риту!

Проходным двором я пробежал мимо Филипповской церкви, перемахнул через литую оградку Гоголевского бульвара и на приличной скорости добежал до остановки. Влезть в переполненный троллейбус было, как говорится, делом техники. Поставив ногу на нижнюю ступеньку и ухватившись за хлястик шинели какого-то верзилы-полковника, я полностью отдался в руки двум студенточкам, которые изо всех сил протолкнули меня в глубь троллейбуса тринадцатого маршрута, следующего до Трубной.