Ярослав Домбровский

Сераковский имел связи с широкими кругами польской и русской интеллигенции столицы. У него были знакомые в Академии художеств и в университете, в Инженерной, Артиллерийской и Католической академиях, в Медико-хирургической академии и в кадетских корпусах, во многих частях петербургского гарнизона и в военном министерстве. Он был деятельным членом редакции польской газеты «Слово», пятнадцать номеров которой вышло в первые месяцы 1859 года, печатался в «Морском сборнике» и в других специальных военных журналах, довольно длительное время регулярно сотрудничал в «Современнике», где Чернышевский поручал ему подготовку «Заграничных известий». «Сераковский, — говорится в воспоминаниях Новицкого, — имел во всех слоях петербургского общества обширнейшее знакомство, постоянно, бывало, то сам делая, то принимая визиты других в своей квартиренке, по обстановке и чистоте больше всего напоминающей бивак […]. Тут бывали поэты, писатели, редакторы, художники, артисты, попы, патеры и муллы, помещики […], книгопродавцы и владетели типографий, высокопоставленные гражданские и военные чины, профессора и студенты, офицеры всех родов оружия, путешественники, доктора, сибиряки и оренбуржцы, бывшие политическими ссыльными и не бывшие ими […]. Помнится, в какой-то праздник я захожу к Сераковскому и — представьте мое узумление! — встречаю у него Н. Г. Чернышевского, которого я мгновенно же узнал в числе пяти или шести других посетителей. Оказалось, что Николай Гаврилович был с несколько запоздалым визитом у Сераковского, неоднократно уже посещавшего его, почему он и очень извинялся пред последним, ссылаясь на недосуг».

Все это интересно для нас потому, что по приезде в Петербург Домбровский стал одним из ближайший друзей и единомышленников Сераковского, жившим в той же среде, имевшим примерно такие же вкусы и пристрастия. К приезду Домбровского у кружка генштабистов уже появилось несколько «дочерних» организаций, из которых особенно активными были кружок военных инженеров, состоявший в основном из слушателей Инженерной академии, а также руководимый Лавровым кружок в Артиллерийской академии, который назывался еще «кружком чернышевцев», так как участники его считались наиболее ярыми последователями Чернышевского. Между тремя названными и многими неназванными кружками существовала тесная связь. Поэтому как инженерных, так и артиллерийских офицеров можно было часто встретить у генштабистов на так называемых литературных вечерах, которые проводились обычно в квартире Домбровского и его товарищей. Конечно, это были не светские рауты, а полулегальные собрания революционной организации, хотя повестка дня не намечалась заранее, протоколов не велось и голосований, как правило, не проводилось. Собравшиеся (их бывало иногда до 30–40 человек) расходились по комнатам или большой группой располагались в гостиной, чтобы обменяться новостями, поговорить о прочитанной книге, поспорить о путях освобождения человечества, помечтать о той поре, когда не будет тиранов и рабства, когда удастся покончить с нищетой и бесправием.

«Обыкновенно, — рассказывает один из участников собраний, — разбирались различные вопросы, и там все выходило на сцену: история, права, проекты, образование, восстание, организация и т. д.». Аналогичным образом описывает собрания другой их участник — уже упоминавшийся выше В. Коссовский: «С молодым поколением совершился какой-то переворот {…]. Соберется кружок знакомых, и начинаются толки не о городских сплетнях, не о породистых рысаках, а о каком-нибудь вновь вышедшем сочинении, о событиях, совершившихся в политическом мире, о политической экономии, финансах и тому подобном. Хоть сколько-нибудь достаточный человек непременно имел у себя два-три журнала, несколько вновь вышедших замечательных сочинений и считал их едва ли не лучшим угощением для гостей и товарищей. Молодежь разбирала все, судила обо реем — одним словом, сделалась какая-то повальная умственная горячечная работа».

Время было действительно бурное. На Васильевском острове в аудиториях Петербургского университета тоже не раз собирались многолюдные студенческие собрания, произносились речи, принимались решения. Но собрания генштабистов имели свою специфику. «Наши сходки, — вспоминает Новицкий, — […] отличались от студенческих не только немноголюдностью, но и своим характером. Исследование и изучение военного дела во всех его разветвлениях и элементах […], а также общенаучные вопросы были всегда главнейшим содержанием этих сходок, хотя, само собой разумеется, не обходилось при этом без разговоров и горячих дебатов и по поводу подымавшихся и сильно волновавших тогда все русское общество вопросов […]. Да, бился, сильно бился тогда общественный пульс и в нас».