Ярослав Домбровский

И вот Падлевский в Варшаве, знакомится с членами ЦНК и их заместителями: с Брониславом Шварце — высоким, очень подвижным блондином с красивым лицом и большими выразительными глазами; с Агатоном Гиллером, носившим длинные, свисающие вниз усы, которые придавали его крупному носатому лицу холодное и высокомерное выражение; с расторопным и восторженным Рольским — помощником Домбровского по городской организации, принявшим на себя часть обязанностей после его ареста. Через Рольского Падлевский устанавливает связь с руководителями и активом варшавского подполья. Теперь оно насчитывает уже около 20 тысяч человек и состоит из пяти отделов, один из которых охватывал расположенную за Вислой Прагу. Падлевский встретился с так называемыми тысяцкими, или «окренговыми», возглавлявшими конспиративные округа (в каждом отделе было по два-три округа), с некоторыми из сотских и десйтских. В большинстве своем это были опытные и энергичные конспираторы, рвавшиеся в бой и требовавшие от ЦНК решительных действий. Нелегко было завоевывать их доверие новому человеку, не очень хорошо знакомому с местными условиями. Большую помощь Падлевскому оказало то, что в конспиративных кругах скоро все узнали о его старой дружбе с Домбровским: это было для него самой лучшей рекомендацией.

Значительно быстрее и легче вошел Падлевский в круг вопросов, связанных с военной организацией. Шварце, ведавший по поручению ЦНК сношениями с ней после ареста Домбровского, начал было представлять Падлевскому руководителей кружков, но оказалось, что в этом нет надобности, так как с большинством из них Падлевский был знаком еще по Петербургу. Был знаком он и с Потебней, который после возвращения из Лондона очень часто выезжал из Варшавы. Перейдя на нелегальное положение, Потебня ходил в монашеском одеянии, отрастил бороду и стал совершенно неузнаваемым.

Очень помогла Падлевскому встреча с Сераковский, задержавшимся ненадолго в Варшаве по дороге в заграничную командировку. Для него командировка одновременно была и свадебным путешествием, поскольку всего месяц назад он отпраздновал свою свадьбу с Аполлонией Далевской. Сераковский боготворил красавицу жену. Это, однако, не мешало ему проводить значительную часть времени не с ней, а с варшавскими подпольщиками.

'Он не скрывал от жены своих конспиративных связей, кое в чем она помогала ему. Однако дел было так много, что Аполлония иногда целыми днями не видела мужа, Падлевский был одним из тех, с кем Сераковский встречался наиболее часто.

О состоянии и деятельности военной организации можно было судить по ее печатным изданиям. «Суды, арестования, обыски, подозрения» — так начиналось воззвание руководящего центра организации, датированное 18 августа 1862 года. Оно было адресовано прежде всего к участникам военных кружков. Являясь прямым откликом на арест Домбровского, воззвание стремилось предотвратить упадок духа и растерянность, которые могли появиться у его единомышленников в связи с понесенными потерями и усилением репрессий. «Не помогут казни, — говорилось в воззвании, — […], обыски не вырвут у нас мысли, перемещения[27] не расстроят общества нашего, а, напротив, помогут распространению истины». И это заявление вовсе не было пустой декларацией — рядовые члены организации воспринимали обстановку именно так. «…Положение офицеров, — писал своему другу участник кружка в саперном батальоне поручик Зелёнов, — крайне невыносимо, войска находятся под надзором полиции, недоверие, подозрения, аресты — вот все, чем награждают войска. Но это обращение служит к лучшему, оно заставляет офицеров чувствовать свое грустное, ложное положение, заставляет образовывать кружки, враждебные правительству».

Мужество и самоотверженность членов офицерской организации, созданной и окрепшей при деятельном участии Домбровского, особенно ярко проявились в составлении открытого письма царскому наместнику и кампании по сбору подписей под ним. Письмо, или адрес, как тогда называли такого рода тексты, было озаглавлено: «Его императорскому высочеству великому князю Константину Николаевичу от русских офицеров, стоящих в Польше». Написанное в спокойной и вежливой форме, письмо фактически имело характер ультиматума. Подписавшие его офицеры резко осуждали репрессии царизма против крестьян, борющихся за землю и волю, против поляков, добивающихся своей независимости, против революционеров, помогающих и тем и другим. «Еще шаг в подобных действиях правительства, — заявляли они, — и мы не отвечаем за спокойствие в войске […]. Войско не хочет быть изменником русскому народу, но прежде всего войско не хочет быть палачом, потому что это бесчестно и позорит имя русское».