Ярослав Галан

«Когда я выезжал на Нюрнбергский процесс, — пишет Галан, — я не рассчитывал на неожиданности. Лицо фашизма уже было мне знакомо до мельчайших деталей. Факты показали, что я ошибся. Я знал, что увижу преступников, каких не знала история, но в то же время я полагал, что перед лицом неминуемой виселицы они сохранят элементарные правила приличия, принятые в мире даже самых закоренелых грабителей и душегубов. У нюрнбергских подсудимых не было даже этой морали. Эти проводники и исполнители волчьих законов теперь сами напоминали стаю голодных волков».

Галан создает серию сатирических портретов заправил Третьей империи. Творческий метод писателя, его взгляды на работу публициста в значительной мере раскрываются самим Галаном в его заметках «Моя работа в Нюрнберге», написанных но просьбе редакции газеты «Радянська Украина» в новогодний номер «Журналиста» (орган партбюро и месткома редакции «Радянськой Украины»).

«Надо дать читателю, — пишет Галан, — новый, интересный и поучительный материал. Надо во что бы то ни стало избегать штампа, шаблона, повторения одних и тех же мыслей, фраз, эпитетов, особенно эпитетов, учитывая, что без них тяжело обойтись, когда речь идет, скажем, о Геринге.

Не менее важным вопросом была форма подачи материала. Я думал: надо писать правду, и только правду, в большом и малом. Минимум собственных рассуждений, которые могут либо интересовать читателя, либо нет, минимум, необходимый для того, чтобы заставить читателя рассуждать самого. Максимум спокойного тона, без ругани, чтобы читатель не подумал: „Юпитер сердится, потому что не прав“. Как можно меньше стилистических цветочков, взращенных на обильной ниве энциклопедий (глядите, мол, как много я знаю), чтобы среди них не растерять правду, и необходимость сократить до минимума пафос, ибо женщина и читатель лишь тогда верят слову „люблю“, когда оно сказано тихо и просто…»

Галан призывает бороться с «кокетливой претенциозностью». «Нужно работать, и работать каждый раз по-новому. Нужно в каждой статье искать новых мыслей, ибо они — соль и литературы и публицистики». И памфлеты и фельетоны Галана с Нюрнбергского процесса отличаются простотой и ясностью формы, отточенным языком, большой фактической аргументацией.

В Институте литературы имени Т. Г. Шевченко АН УССР в отделе рукописей сохранилась телеграмма Галану из редакции «Радянськой Украины». Мы приводим ее на русском языке впервые: «Корреспонденция „В Нюрнберге падает дождь“ встречена в коллективе с большой похвалой. Настоящий творческий успех…»

Там же хранится письмо Петра Козланюка другу, где, между прочим, говорится: «Корреспонденции твои оригинальны и важны, люди читают их с интересом. Когда закончишь, соберешь их, упорядочишь, напишешь предисловие и выпустишь книжкой».

Собственно, такая мысль была и у самого Галана. Он собрал все корреспонденции в сборник «Их лица».

Используя в зависимости от идейного задания тонкую иронию и сарказм, Галан разоблачает жалкие попытки гитлеровских убийц оправдать себя в глазах народов и спастись тем самым от заслуженной кары. Умело вскрывая смысл речей подсудимых, писатель показывает тактические уловки, к которым они прибегают. Так, Риббентроп, рассказывает Галан, дал фюреру клятву «верности». «Эта клятва легла на добродетельного Риббентропа слишком тяжелым бременем, и он несколько раз просил Гитлера освободить его от должности министра. Тщетно! Когда однажды Гитлер от огорчения едва не расплакался, Риббентроп был вынужден дать ему слово чести, что он и впредь будет нести на себе крест нацистского министра… Бедняга Риббентроп не знал, оказывается, даже того, о чем знал в Германии и вне Германии каждый ребенок, — о существовании гитлеровских концентрационных лагерей. Он мог узнать о них лишь в том случае, если бы слушал заграничные радиопередачи. Однако хитрый Гитлер разрешил слушать радиовещание из-за границы только Герингу и Геббельсу. А если бы Риббентроп осмелился когда-нибудь это сделать, то Гитлер немедленно выслал бы его в концлагерь.

Таким образом… Риббентроп не знал о существовании гитлеровских лагерей смерти, потому что не слушал заграницы, а не слушал заграницы потому, что боялся попасть в лагерь смерти, о существовании которого он не знал».

Приведенный отрывок чрезвычайно показателен для писательской манеры Галана. Перед читателем встает фигура нацистского дипломата, прикинувшегося перед трибуналом недалеким школьником. Писатель передает речь фашиста в нарочито сочувственном тоне, делает вид, что доверяет ему. Но в этом «доверии» заключена беспощадная издевка над гитлеровцем, прибегающим ко лжи, не отвечающей требованиям самой элементарной логики. И именно это обстоятельство позволило Галану так «рекомендовать» героя читателю, что авторский комментарий к его словам не нужен. В самом противоречии между словами и делами нацистского министра заключен источник подлинного сарказма.