Ярослав Галан

Во время встречи «Буй-Тур» говорит Лукашевичу прямо:

— Медлить больше нельзя! Двадцать четвертого октября, и ни днем позже, Галан должен быть убит.

В то утро, позавтракав, Галан после ухода жены в филиал Музея имени В. И. Ленина, где она работала художницей, зашел в соседнюю с кабинетом комнату и сел за небольшой столик. Галан любил работать здесь.

Вместе с бумагами на столе лежала его книжечка «Фронт в эфире», изданная еще в Москве в 1943 году, когда Галан был радиокомментатором радиостанции имени Тараса Шевченко. Писатель хотел внести в статью, предназначенную для «Известий», цитату из своего памфлета военных лет «Львиный город», посвященную родному Львову.

Галан писал статью «Величие освобожденного человека» по-русски:

«По-новому определились человеческие судьбы. В 1930 году в луцкой тюремной больнице лежал человек, дни которого, казалось, были сочтены. Ему пришлось пережить все ужасы полицейских пыток, самых изощренных, самых омерзительных… Палачей отнюдь не смущало то обстоятельство, что жертвой их издевательств был известный львовский литератор и публицист Кузьма Пелехатый. Избиваемый принадлежал к народу, объявленному вне закона, а популярность этого человека и мужество его только усиливали бешенство мучителей. Арестованный не поддавался угрозам, пытки не сломили его воли, поэтому арестованный должен был умереть. Но могучая натура победила: Кузьма Пелехатый остался тогда в живых. Страдания только закалили его, и он ни на один день не переставал быть собою, оставался честным, отважным борцом за освобождение своего народа…»

То, что писал Ярослав Галан о своем друге — депутате Верховного Совета СССР Кузьме Николаевиче Пелехатом, удивительно совпадало со всем тем, что было в судьбе самого Галана. И не знал он в тот последний, осенний день своей жизни, что фамилия Пелехатого значилась в тех самых «черных списках» подлежавших уничтожению людей, которые хранил в своем бункере Роман Щепанский. По указанию Мюнхена и клерикалов в этом списке уже давно значилась фамилия Галана. Уже был подобран террорист и для уничтожения Пелехатого — сын униатского попа Богдан Ощипко. Только простая случайность спасла Кузьму Пелехатого от бандитской пули.

Продумывая статью, Галан назвал в ней вслед за Пелехатым в перечне борцов за свободу Западной Украины доблестную львовскую комсомолку, радистку-партизанку отряда специального назначения, которым командовал сын брянского сталевара полковник Дмитрий Медведев, Марию Ких. Он рассказал о трудовом подвиге колхозницы села Скоморохи Ульяны Баштык, спасавшей в годы оккупации вдову и детей погибшего начальника 13-й пограничной заставы Алексея Лопатина.

Работалось хорошо, и вот он уже набрасывает заключительные строки статьи — его лебединой песни: «Исход битвы в западноукраинских областях решен, но битва продолжается. На этот раз — битва за урожай, за досрочное выполнение производственных планов, за дальнейший подъем культуры и науки. Трудности есть, иногда большие: много всякой швали путается еще под йогами. Однако жизнь, чудесная советская жизнь победоносно шагает вперед и рождает новые песни, новые легенды, в которых и львы, и боевая слава будут символизировать отныне только одно — величие освобожденного человека».

Оставалось открыть машинку, заложить в нее бумагу и перепечатать написанное, когда в прихожей раздался звонок.

Из кухни к двери подошла домработница и спросила:

— Кто там?

Услышав знакомый ей голос Лукашевича, Довгун открыла дверь.

Галан пригласил гостей в комнату.

Лукашевич начал разговор. Стахур-«Стефко» незаметно зашел за спину Галана.

— Снова неприятности у нас в институте, — поспешно бросил Илларий.

— Какие?

Лукашевич подмигнул Стахуру. Это было сигналом.

Тот мгновенно выхватил из-за пояса топор и стал наносить один за другим удары по голове писателя.

Галан рухнул на пол…

Связав домработницу и забив ей кляпом рот, бандиты скрылись.

Но прежде чем выяснились многие подробности убийства, прежде чем были пойманы главные виновники злодеяния и их пособники, понадобилась напряженная, филигранная, удивительно сложная работа чекистов, размотавших клубок кровавого преступления и показавших всем воочию на суде облик того изуверского мира, в единоборство с которым смело вступил Ярослав Галан.

Дело Иллария Лукашевича и его сообщников слушал Военный трибунал Прикарпатского военного округа 3 и 4 января 1951 года.

Обвиняемые полностью признали свою вину.

На суде были сорваны все маски и с тех, кто выпускал на тропу убийств своих волчат-сыновей, кто вселял в них надежды на новую истребительную антинародную войну, кто, грубо попирая заповедь «Не убий», по существу, являлся соучастником убийств и прикрывал их именем Христа.

Денис Лукашевич показал на суде: «Будучи сам, как священник греко-католической церкви, настроен националистически, я в таком же духе воспитал и своих сыновей.