Ярослав Мудрый

Придворный хронист рассматривал его во все глаза. Среднего роста, необычайно широкий в плечах, силач с могучей шеей. Голубоглаз, длинные усы, борода сбрита, волосы на голове тоже сбриты, только свешивается одна длинная прядь: знаменитый оселедец (кой и века позднее будет отличать запорожскую казачью вольницу — Сечь). В ухе серьга.

Лев Диакон оказался в двух шагах от князя. Он хорошо разглядел эту серьгу: золотая, с двумя жемчужинами, между которыми вставлен рубин…

Дальше — хуже. Святослав во всё время переговоров оставался в челне. Он даже не привстал. Это было потрясением основ и совершенным оскорблением императора Рима, «земного солнца вселенной». Сидеть должен был он, а перед ним следовало стоять.

Торжественные переговоры приобрели характер обыденного разговора, с унизительным для императора оттенком.

Святослав был краток. Гребцы оттолкнулись от берега и вкупе с князем налегли на весла.

Шокированные византийцы сделали вид, что всё в порядке, конфуз списали на варварство «скифов»…

Иоанн Цимисхий скрежетал зубами. Он в жизни не испытывал такого унижения. Так вот почему этот варвар отказался от поединка. Он надумал оскорбить императора, но это ему даром не пройдет…

И пока Святослав готовил ладьи к морскому переходу, Цимисхий спешно отправил к печенегам архиерея Феофила. Тот известил, что Святослав с малой дружиной и большой добычей возвращается домой морем, а главное его войско идет сушей.

С двадцатью двумя тысячами воинов, из коих половина была больных и раненых, Святослав спустился в ладьях в устье Дуная. Там он с частью дружины остался зимовать. А воевода, варяг Свенельд, отправлен был в Киев за новой ратью: Святослав не оставил мысли вернуться к Доростолу. Однако его воевода к нему не вернулся, рассчитывая занять более высокое место при князе Ярополке, сыне Святослава, но для этого нужно было погубить князя-отца.

Зимовка в устье Дуная оказалась тяжелой. Дружинники голодали. Были съедены все лошади. Весной Святослав с маленьким отрядом двинулся на ладьях в Киев.

Печенеги, извещенные византийцами, ждали русских воинов у порогов. Святослав ведал об этом, но коней, дабы обойти степью опасное место, не было. Малочисленные дружинники проталкивали свои ладьи шестами — навстречу бурной воде, между камнями и мелями. А с двух берегов в них летели сотни стрел, и сотни степняков, размахивая саблями, гнали своих коней в реку, чтобы первыми завладеть добычей и полоном.

Святослав отчаянно сражался, но был убит в неравной схватке.

Печенежский князь Куря отдал череп Святослава мастерам, дабы те оковали его золотом и сделали из него чашу. На пирах Куря похвалялся, что такой редкостной чаши нет ни у кого, и пил из нее вино.

* * *

Маленький Ярослав выслушивал рассказ летописца, коего позвал отец Владимир, с восторженными глазенками. Конечно, многое он не понял из длинного повествования. Но какой всё же молодец его дедушка, какой воин! В конце же рассказа он расплакался.

— Не горюй, сын, — сказал Владимир Святославич, — твой дед погиб из-за предательства Цимисхия, погиб, как славный ратоборец, равному коему не было и не будет многие века. Всегда помни его гордые и вещие слова о воинах, сраженных в бою, что «мертвые сраму не имут». Жаль, что многие князья стали забывать Святослава и кинулись в усобицы, чего не терпел твой дед. Но память о твоем деде не сотрется. Таких полководцев не предают забвению.

— Я буду постоянно думать о подвигах моего деда Святослава!

— Добро бы так, Ярослав.

Глава 12 ОТЕЦ ЯРОСЛАВА

Как-то Владимир Святославич услышал за стенами терема звонкие детские голоса:

— Защищайся, Ефимка! Я буду биться как дед Святослав!

Великий князь подошел к окну и увидел на дворе, подле красного крыльца, Ярослава с маленьким мечом, наступавшего на сына боярина Додона Колывана, рыжеватого отрока, прикрывавшегося небольшим щитом, обитым медвежьей шкурой.

— Голову прикрой, сказываю!

Ефимка прикрылся, но щит его от удара меча Ярослава треснул.

— В полон сдавайся!

— Не хочу, — захныкал Ефимка.

— Эх ты, а еще воин. Отпускаю тебя. Ступай к своей дружине и скажи ей, что я иду на вы.

— Ай да молодец, сынок, — довольно произнес князь. — Он и впрямь не забудет полководца Святослава.

Святослав был сильным, мужественным, во всем неприхотливым, вот и Ярослав старается на него походить. Еще два года назад он принялся закалять тело. Каждое утро, слегка прихрамывая, бегал с дядькой на Днепр, подолгу купался. Аж в грудень[26] не хотел вылезать из холодной воды. Пестун ворчал:

— И чего в такую остуду лезешь, отрок? Лихоманка[27] схватит.

— Не схватит, дядька. Мой дед Святослав даже в сечень[28] в проруби окунался.

— Так то Святослав. Он, почитай, после проруби голышом в терем прибегал.

— Вот и я так буду. Не облачай меня в рубаху!

— Да мне великий князь голову снимет.

— Не снимет, дядька. Поспешай в гору!