Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

Сам же Новгород разнился невиданными размерами, если его сопоставлять с прочими городами Северной Руси. Что же повлияло на его прыткий рост?

Ярослав давно уже уяснил, что редкостный рост Новгорода истолковывается допрежь всего его узловым положением на разветвленной водной сети Ильменя и Волхова. Город лежал на великом пути «из варяг в греки», как раз в том месте, где к этому пути ближе всего подходит верховье Волги. Новгород оказался местом стыка двух величайших водных дорог Восточноевропейской равнины.

Река Волхов соединила Новгород с Ладожским озером и далее через Неву — с Финским заливом: откуда корабли шли в Варяжское море.

Волховские пороги не представляли непроходимой помехи для торговых судов, управляемых местными кормчими, но затрудняли в то же время вероятность неожиданных наскоков корсар, [228]кои весьма часто выступали на берега Финляндии и никогда не могли продвинуться в новгородские пределы далее Ладоги.

На юг от озера Ильмень шло несколько водных дорог по крупным рекам, сходившимся к озеру. [229]На запад от Новгорода шла река Шелонь, близко подходившая к Череху, притоку реки Великой, на коей стоял Псков.

Озера и реки соединяли Новгород с русским севером. Путь от него шел к Белому озеру, Сухоне, Онеге, Белому морю, Заволочью, Печере, Югре. [230]

Побывал в стране «полнощной» и купец Мефодий. Его рассказ князь выслушал с необычным интересом:

— Снарядили мы артель на Студеное море. [231]Охотников было мало, и не потому, что далеко. Купцы и в Царьград, и в немецкие, и свейские земли раньше плавали. К опасностям давно привыкли, с бурей не единожды спорили на море, когда ладью, как ореховую скорлупку швыряет. Но то ведь ладья, большой корабль, на коей сорок коней помещается и людей до сотни. А тут ушкуи рыбацкие, утлые суденышки, на коих лишь можно сети ставить близ берега. И ни на чем другом, как на ушкуях, долгие каменистые перекаты северных рек не пройти. И надо пройти проворно, ибо северное лето короткое, надо успеть туда и обратно вернуться. Не обернешься до того, как льды скуют воду, — сам превратишься в ледышку. Ни на коне, ни пешим до Новгорода уже не доберешься. Вдали же от дома, ни за какие богатства не перезимуешь.

— Мыслю, Мефодий Аверьяныч, многое зависело и подбора артели.

— Воистину, князь, — огладил бороду купец и многозначительно глянул на Ярослава.

— Артелью гору поднимешь, а один и камень не сдвинешь. Так и в княжьем деле. Соберутся округ верные содруги, жди удачи, а коль разлад пойдет — беда скрутит.

— Толковые слова, Мефодий Аверьяныч.

А купец продолжал:

— Тяжко подбиралась артель, самых надежных людей выискивали, и все же сколотили три десятка людей. Риск велик, но северная пушнина и моржовый зуб цены не имеют. Добрались до Печеры, а затем и до Югорской земли, коя соседствует с Самоедами. [232]Здесь сказочное богатство пушных зверей, и звери те ручные, никем не пуганы. Соболь же — красоты невиданной. А далее обнаружили чудо на берегу океана: там, где огромные горы, возвышающиеся до небес, подходят к заливу океана, был услышан говор и крик многих людей. Язык их был неведом, но они, указывая на наше железное оружие, просили отдать его им. Мы отдавали нож или топор, а они взамен — много драгоценных мехов, зубы и клыки моржей.

Путь к этим горам лежал через непроходимые пропасти, снега и леса, но мы упорно шли. В Новгород вернулись на пять человек меньше, но наши ушкуи были набиты несметным богатством. Тебе, князь Ярослав, даже трудно представить, что нож с ручкой из малого зуба моржа можно обменять на пять «высоких головок», пять «меньших головок» и пять «подголовков». На пятнадцать соболей!

— Головок?

— Да, князь Ярослав. Так новгородцы подразделяют сорта соболей. Высокая головка — черный мех, меньшая головка — черно-бурый мех, подголовок — темно-бурый.

— Высока же цена моржового зуба. Но как же все-таки его приходится добывать, Мефодий Аверьяныч?

— Самоеды помогли. Оказывается, полунощные люди зимой моржей не забивают. Моржи в эту пору собираются на льду моря, у полыней, как нерпы, но самоеды на них не охотятся.

— Почему?

— Всё дело в том, князь, что зимой кожа моржа становится еще толще, и костяной гарпун не пробивает до сердца.

— Но весной и летом, как я слышал, моржи уплывают в море.

— Истинно, князь.

— Не разумею, Мефодий Аверьяныч. Как же твоя артель смогла с моржовым зубом прибыть?

— Вот я и толкую, что самоеды помогли. Бесхитростный народ. Мы им подарили железные изделия, а они нас до моржового могильника довели. Тяжел был путь. Поднялись с самоедами на какую-то высоченную гряду, и сердце захолонуло. С другой стороны круча обрывалась отвесной стеной. Внизу от суши в Студеное море врезался гладкий берег, окруженный полукольцом непроходимыми скалам, кои запирали берег дикими мысами. Залив был довольно обширный, а вся земля была усеяна камнями, валунами и погибшими моржами. Именно в этот залив они и приплывали умирать.

— Но как удалось спуститься с отвесной кручи?