Ярослав Мудрый. Русь языческая

Ныне же, после творения оборонительных линий, печенегам приходилось преодолевать четыре прикрытия.

Первым был рубеж на реке Суле, коя двести лет служила границей между русскими и кочевниками. Первая крепость-гавань была возведена в устье реки, куда могли заходить во время опасности днепровские суда. Укрепленная гавань носила присущее название Воин. Далее по Суле крепости стояли на расстоянии 15–20 верст друг от друга.

Если печенеги преодолевали этот рубеж, то они встречались с новым заслоном по Трубежу, где был один из крупнейших городов Киевской Руси – Переяславль.

Иногда это препятствие печенегам удавалось взять или обойти, и перед ними открывались пути на Чернигов и Киев. Но перед Черниговом лежали оборонительные заслоны по Остру и Десне, затруднявшему подход к богатому городу.

Дабы попасть с левого берега Днепра к Киеву, печенегам необходимо было перейти реку вброд под Витечевом и далее одолевать долину Стугны. Но именно по берегам Стугны Владимир и поставил свои крепости.

Витечев стоял на высокой горе, опоясанный мощными дубовыми стенами, имея сигнальную башню на вершине горы. При первой же опасности на башне зажигали огромный костер, и так как оттуда простым глазом был виден Киев, то в столице немедля по пламени костра узнавали о появлении печенегов на Витичевском броде.

Стугинская линия окаймляла «бор велик», окружавший Киев с юга. Это было уже последнее оборонительное прикрытие, состоявшее из городов Треполя, Тумаша и Василева и соединявших их валов. В глубине его, между Стугной и Киевом, Владимир построил в 991 году огромный город-лагерь, ставший резервом всех киевских сил – Белгород.[48]

Князь Владимир испытывал большую надобность в крупном войске и охотно брал в свою дружину добрых молодцев из смердов.

Победы над печенегами праздновались всенародно и пышно. Князь с боярами и дружиной пировал на «сенях» (на высокой галерее дворца), а на дворе ставились столы для народа. На пиры съезжались посадники и старейшины из всех городов и множество иных людей.

Знаменитые пиры Владимира, являвшиеся самобытным способом вовлечь в дружину, воспеты летописцами:

Во стольном городе во Киеве,
У ласково князя у Владимира
Было пированьице почестен пир
На многих на князей на бояров,
На могучих на богатырей,
На всех купцов на торговых
На всех мужиков деревенских.

Народ создал много былин о князе Владимире «Красном Солнышке», о Добрыне Никитиче, об Илье Муромце, о борьбе с Соловьем-Разбойником, о походах в далекие земли, и о крепких заставах богатырских, охранявших Киевскую Русь от «силушки поганой».[49]

Глава 21 Отчаянный шаг

Когда отец победно воевал и возводил крепости, душа Ярослава заметно оттаивала. Родитель-то, оказывается, не только «распутник», как заявляет мать, но и доблестный воин. Ишь, как Русское государство укрепил и приумножил!

Ярославу хотелось облачиться в доспехи, вскочить на боевого коня и во весь опор мчаться на неприятеля. Он выбегал во двор и, размахивая мечом, задорно кричал:

– Князь начинает! Дружина лети на врага!

Рогнеда, поглядывая на сына из окна, думала:

«Быть Ярославу и добрым книжником и великим воином».

Киевский князь заехал к Рогнеде совсем неожиданно. Она давно уже не лицезрела мужа, и боль ее всё еще не улеглась. Она никак не могла забыть убийство Владимиром отца и братьев, но не могла простить и измены в любви, и когда великий князь задремал, Рогнеда решилась на отчаянный шаг, но прежде чем его выполнить, она вошла в горницу спящего сына и положила возле него меч.

Затем Рогнеда вернулась к мужу с кинжалом в руке. Перед ней размеренно вздымалась широкая грудь Владимира, обтянутая тонкой шелковой рубахой.

– Умри, злодей! – воскликнула Рогнеда, но князь тотчас очнулся и успел отвести удар.

– Сучка! Как ты посмела поднять на меня руку?! Я убью тебя! – в бешенстве закричал Владимир.

– Тебе не привыкать! – в запале отвечала Рогнеда. – Ты зверски убил моего отца и братьев, а теперь ты не любишь ни меня, ни детей. Ты – гнусный распутник! Злодей и распутник! Теперь можешь убить меня!

Рогнеда кричала громко, весьма громко.

– Я с удовольствием это сделаю. Задушу тебя своими руками!

Владимир, словно разъяренный бык, двинулся на жену.

Но в эту минуту из соседней горницы, дверь коей была приоткрытой, вышел Ярослав и протянул Владимиру обнаженный меч.

– Ты здесь не один, отец. Твой сын будет очевидцем. Убивай!

Ярославу было уже двенадцать лет, и свои слова он произнес как взрослый человек. Именно с этой жуткой минуты кончилось его детство.

Владимир в упор глянул сыну в глаза. В них не было ни малейшей робости, напротив, они были дерзкими и осуждающими. И эти глаза остудили Владимира.

Великий князь круто повернулся и вышел из покоев Рогнеды.

Приехав в Киев, он собрал бояр и спросил их совета, на что княжьи мужи ответили: