Ярослав Мудрый. Русь языческая

Мать не раз показывала Ярославу святую воду, доставляемую ей паломниками, кропила сына и рассказывала, что сей крещенской водой исцеляются недуги, освящаются жилища и разные предметы.

Дабы креститься, надо допрежь многое уразуметь. Сей священный обряд не так уж и прост. А что изведали о крещении киевляне? Да ничего! Под копьями и дубинами их насильно загоняют в Днепр да еще угрожают словами великого князя, будто лютого врага в воду отряжают. Некоторые подольчане ночью даже в леса сбежали. Ну, зачем же так, отец?! Ведь все можно было сотворить миром, укладно, а не грубо, и не единым махом, как ты поступил с языческими богами. Народ озлоблен, осквернена его тысячелетняя память и вера, и он еще долго будет молиться своим божествам. Поторопился ты, отец, и с принятием новой религии. Опять же одним махом, будто о колено посох переломил. А народ – не посох, его в одночасье не сломаешь. С народом надо взвешенно поступать. Надлежало покойно призвать киевлян к Ильинскому храму и подробно поведать им о крещении. Есть кому. Вон сколь священников понаехало в город. Не единожды собрать, дабы каждый киевлянин уяснил о священном крещении, как о всеобщей надобности сего государственного дела. Тогда бы ни угроз, ни дубин не понадобилось. Ныне же киевляне, как слепые котята тычутся. Худо все это, зело худо!

Ярослав не выдержал и ступил к отцу.

– А не повременить ли, батюшка, с крещением?

– Что?.. Да ты своем уме?

– Народ не ведает обряда. Надо бы допрежь его подготовить. Силком к Христу не приходят.

Владимир аж позеленел от гнева. Этот «Книжник» поучает отца при всех княжьих мужах. И кого?! Державного князя!

– Я сам ведаю, как крестить народ. В советчиках не нуждаюсь.

Повел кустистой, изогнутой бровью на княжьих мужей.

– Слышали, как юнота заговорил? Самая пора его дерзкий язык укоротить!

Ярослав порывисто повернулся и быстро зашагал к терему. Ему не хотелось наблюдать за кощунственным поруганием христианского обряда.

Владимир проводил сына злыми глазами. Щенок! Чем взрослей становится, тем все больше на рожон лезет. «Народ подготовить». Да чего его готовить, коль он в старых верованиях увяз? Не годами же его уговаривать. Приказ великого князя – обсуждению не подлежит. Народ в конце-концов разберется, что христианство намного богаче и приглядней языческих верований, кои останутся в тени византийского блеска. И свершит сие он, Владимир, первый русский князь, кой будет возвеличен на века… Погрешности же обряда выветрятся из памяти людской. Многие столетия на устах русичей будет лишь одно имя – Владимир! Креститель Руси!

Князь приосанился. Сейчас он отдаст давно задуманный приказ, и в державе воссияет новая вера, коя окончательно сблизит его с кесарями Рима.

Подле князя – дюжий Добрыня, разумник, первый воевода, верный содруг и к тому же сродник – брат матери, дядя. На Добрыню в любом деле можно рассчитывать. Не подведет!

Донеслись запахи ладана – греческие попы раздули кадила.

Владимир Святославич наблюдая с Горы за Подолом, кивнул Добрыне.

– Пора приступать Никитич!

Добрыне приказано быть сегодня распорядителем. Пусть всё познает и привыкает: весной другого года князь надумал его отправить посадником в Новгород и окрестить новгородцев.

Добрыня с дружинниками спустился к народу на Подол.

– Лезьте в воду! – закричали гридни.

Но никто не разумел, что и как потребно делать. Да и тяжко постигнуть, как такое огромное многолюдье можно немедля окрестить. Загнать в реку разом? Многие утопнут и окажутся у водяного… Загонять десятками?

– Да сколь же можно стоять в воде? И глыбко ли лезть? – вновь заворчала Маланья.

– Попы ведают, – всё так же сумрачно ответил жене Луконя.

Но попа к каждому не приставишь, они далеконько и что-то поют невнятное. В головах язычников – полная сумятица. «Кто-то залез в Днепр по грудь, кто-то по шею; младенцев держат на руках – не держать же их в воде; кто-то и на месте не стоит, ходит. Нарушает этим таинство или нет? Не ясно».

Луконя, Маланья, сыны и три дочери забрались в воду по колени. Но вот, размахивая кадилом, на берегу оказался священник в сверкающем облачении и приказал:

– Триедино погружайтесь!

И вновь туманно. То ли три раз в воду присесть, то ли с головой окунуться? Помышляли у священника справиться, но тот уже бежал к другой толпе язычников. Наконец, разглядели. С головой! В мокрой одежде выбрались на берег. Дальше-то что?

К семье Лукони подошел греческий дьякон и протянул медные нательные кресты на гайтанах.[63]

– Надевайте на грудь. Теперь все мы – братья во Христе.

Но на всех крестов не хватило.

– А на девок? – спросил Луконя.

Но дьякон, путаясь в длинной рясе, поспешал к другим «погруженным».

– Вот и ладно, – рассмеялись девки. – Старым богам будем молиться.

– Всего не провидеть. Ишь, сколь люду нагнали. Наберись тут на всех, – разглядывая крест, проговорил Луконя.

– Бать? А куда напяливать? На рубаху или под нее? – продевая крест через голову, спросил Могутка.

– Да я и сам не ведаю. Надо у попов изведать.

Глава 26 Могутка – сын Кожемяки