Ярослав Мудрый

Ярослав хотел сказать, что это не уберегло княгиню от измен мужа, но промолчал. Разговор оставил неприятный осадок, уж лучше бы епископ сказал откровенно, что подозревал, потому как недоговоренное вызвало у Ярослава множество ненужных домыслов.

Почему святой отец говорил о княгине? Про нее что-то нехорошее знает? Князь вспомнил послание жены Олаву Харальдссону и его ответ. Решил срочно узнать у Коснятина, не было ли новых сообщений. Ему было тошно: любить женщину, ласкать ее ночами, а днем выспрашивать чужих людей – недостойно, но что делать?

В сердце змеей вползло недоверие, теперь любое слово, любой взгляд Ингигерд казался простым обманом. А сама княгиня не могла понять вдруг изменившегося отношения мужа, но гордость не позволяла ей спросить, в чем дело, открыто. Может, поговори они, все и разрешилось бы, тем более что епископ хотел сказать совсем не об Ингигерд, а о Коснятине. Но гордая княгиня обиделась, а Ярослав воспринял это как новое подтверждение ее нелюбви к себе.

Между супругами пробежала черная кошка. Но в Киев Ингигерд все же вместе с мужем поехала.

Киев не такой, как Новгород, он совсем иной. Новгород шведы не зря звали по-своему – Гардарики, там сильно влияние и Швеции, и Норвегии, и многих других народов. В Киеве тоже сильно, но народы иные.

Сам Днепр столь широк, что другого берега и не видно. Город на высокой горе, дома стояли вольно, здесь можно место не беречь, и только Торг на Почайне похож на новгородский. Но Ингигерд быстро успела убедиться, что похож, да не совсем. Наверное, схожи все торги мира, только в Новгороде он более обстоятельный, что ли. Киевский шумный, суматошный, даже бестолковый, в многоязычии купцов ухо с трудом вылавливает шведский говор, слышатся все больше другие – незнакомые, чудные. Зато здесь больше купцов из дальних стран, в нарядных халатах, тряпках, обмотанных вокруг голов, без конца кланявшихся и предлагавших такие, как они сами, диковинные товары.

Ингигерд не раз видела таких и дома в Упсале, все же туда тоже добирались самые разные торговцы. Но там странные люди наперечет, а в Киеве их много.

И киянки другие, они непохожи на строгих новгородок или суровых жительниц Норега или Упсалы, шумные, говорливые, ярко одетые, так и стреляющие глазками во все стороны. Мелькнула мысль, что такой соблазнить мужчину ничего не стоит и без дивной восточной красы, но Ингигерд такую мыслишку прогнала, все же князь не всякий мужчина, небось себя высоко ценит.

Кияне без малейшего стеснения первые недели открыто глазели на свою княгиню, еще и громко выражая свои мысли. На их счастье, мысли были хорошими, понравилась Ингигерд, хороша собой, горделива, ходит, точно лебедушка плывет, справная…

Услышав такие отзывы, Ингигерд не все поняла, но на всякий случай запомнила, чтобы потом поинтересоваться, что они значат. Только у кого можно было спросить? Подруг, тем более киевских, не было, пришлось узнавать у мужа. Тот посмеялся, объяснил с удовольствием, что хвалят, восхищаются, понравилась. Это она понимала и без перевода, а вот что такое «справная»?

Ярослав снова захохотал, вдруг с силой притянув ее к себе, но не привычно за плечи или пояс, а пониже спины, даже прихлопнув при этом:

– Это значит, что у тебя есть за что подержаться!

Ингигерд осталась в недоумении, ей казалось, что при таком количестве одежды, что надета на нее, вообще невозможно что-то разглядеть. И снова муж хохотал:

– Догадались! Ты у меня красавица, это любому и под шубой видно!

Пока князь был дома, пока они снова и снова по ночам предавались в ложнице любви, все казалось простым и ясным. Но беда в том, что князь не волен сиднем сидеть в тереме, его все время одолевают дела. Случалось, привлекал и княгиню, вернее, Ингигерд старалась сама, как могла, помогать мужу.

Такой случай представился довольно скоро.

Рёнгвальд пока оставался в Киеве. Но кроме его дружины маялась от безделья и дружина Эймунда и Рагнара. Его приятель Эймунд Акасон с честью вернулся на родину в Швецию, Ингигерд заранее написала отцу, что тот обязан вернуть Акасону его земли. Чем смогла убедить короля Олава Шётконунга его дочь, никто не знал, только Эймунду действительно было возвращено все.

А вот норвежцы Эймунд Хрингсон с Рагнаром к себе возвращаться не решались, хотя и они не отказались бы от заступничества молодой княгини. Вот эти-то и маялись в Киеве.

Ярослав, по Новгороду хорошо помня, к чему приводит безделье варягов, начал опасаться, как бы чего не вышло. Тем более платить наемникам ни за что прижимистый князь не собирался. Варяги, уже спустившие все, полученное от русского князя за предыдущие годы, начали ворчать. Некоторое время Эймунд пробовал намекать на необходимость заплатить еще. Ярослав не говорил ни да, ни нет. Не выдержала даже Ингигерд:

– Почему ты не прогонишь их просто так?

– В Норег им нельзя. Знаешь, куда они отправятся?

– Ну не к печенегам же!

– Нет, для этого есть Брячислав с его Полоцком. Племянник спит и видит, как бы забрать себе часть моих земель. Что тогда делать, воевать еще и с Эймундом?