Ярость

Неважно, насколько они все были самоуверенны и веселы, у каждого из них было уязвимое место: питьевая вода. В среднем каждый человек потреблял по сто тридцать литров в день.

Уже скоро ваше торжество превратится в горестные вопли, мрачно радовалась она. Уже очень скоро.

Охмурить мастера с водопроводной станции не стоило ей никаких усилий. Матиас Лютьенс так изголодался по похвале, так жаждал любви и признания. Он стал для нее легкой добычей. Теперь его переполняло чувство вины по отношению к жене и детям. Просто разрывало на части. Он так и не смог ничего им сказать, словно весь мир может взлететь на воздух под действием далекого механизма. И необходимое для конца человечества кодовое слово должно прозвучать из его уст. Это слово – «развод», а может, «любовница» или «измена». Без него не обойдется в предложении, которое он неизбежно должен будет однажды сказать жене, если не закончит свою интрижку.

Он звал ее «моя вишенка». Прозвище казалось ей ужасно глупым, но ему она об этом не говорила, ведь любовь, дружба или секс были тут ни при чем. Ей нужен был доступ на водопроводную станцию, внутренние знания и возможность обойти систему охраны.

Из кафе вышла маленькая девочка со светлыми локонами. У нее в руке было пирожное на палочке. На первый взгляд сладость выглядела как большой леденец. Мать наклонилась к своей дочери, спрятала локоны под вязаную шапочку и вытерла малышке носик.

– Ну как, – спросила она четырехлетку, – вкусно?

– Охрененно! – с улыбкой ответила та и уставилась в лицо ужаснувшейся матери.

– Где ты услышала это слово? У вас говорят так в детском саду?

Малышка покачала головой и откусила еще кусочек пирожного. Пожевала и сказала с полным ртом шоколада:

– Так говорит папа.

Вишенка ухмыльнулась и даже немного пожалела, что отравление воды затронет и этого ребенка. Но уже через несколько шагов, когда она покупала себе жареную сосиску и с трудом стерпела, когда жирный остфризец пролез вперед и отодвинул ее со словами «Спокойно, барышня», от ее милосердия не осталось и следа. От него отвратительно пахло пивом. Она подавила побуждение достать нож и зарезать его.

А потом снова подступила эта пустота. Чувство неприкаянности. Чтобы не завыть, она впадала в эту бездонную ярость. Ей становилось легче. С яростью приходило высокомерие. Чувство превосходства над всеми. Возможность повелевать жизнью и смертью.

Танцующим шагом она прошла по Остерштрассе, мимо отеля «Райхсхоф» и банка. Она представляла этот город опустевшим. Из туристического он совсем скоро может превратиться в город мертвых. Все было в ее руках.

Улыбаясь, она направилась дальше, в сторону торгового центра «Нордер Тор». Ей захотелось посмотреть на город с крыши парковки, раскинув руки.

Какое ничтожество, подумала она. У вас даже нет гор. Чтобы посмотреть на мир сверху, приходится забираться на торговый центр.

У нее за спиной засигналил водитель черного «БМВ». Он высунулся из окна и крикнул:

– Ты мешаешь проехать! Людям нужно домой! Господи, пропусти же!

Она отошла в сторону и освободила путь. «БМВ» поспешно проехал мимо нее. Она увидела, как водитель непонимающе покачал головой и сказал жене что-то вроде: «Здесь постоянно ошиваются какие-то наркоманы».

Вишенка крикнула ему вслед:

– Ты уже мертв, говнюк! Мертв! Только ты об этом еще не знаешь!

* * *

Уббе Гейде сидел на своем любимом месте возле окна, в носках, которые связала для него из овечьей шерсти жена Карола. Рядом с ним стояла чашка чая и стакан водопроводной воды.

Он не собирался пить чай. Он был нужен ему для аромата, который словно говорил ему: здесь ты дома.

Чем дольше он смотрел на море, тем более безумным казался ему мир и тем меньше хотелось участвовать в его глупых играх.

На самом деле он знал, что рано или поздно все откроется. В этом новом мире тайну невозможно сохранить тайной.

Анна Катрина уже была на верхнем променаде и боролась с ветром, направляясь к его квартире, пока он наблюдал за волнами в их вечном естественном движении. Пенные гребни становились все выше, и ветер стучался в стекло, словно просился внутрь.

Карола стояла возле плиты и переворачивала на сковородке картофельные оладьи. Уббо их очень любил, особенно с луком и крабовым мясом. Она предпочитала сладкий яблочный мусс. У них было и то и другое.

Она посмотрела на мужа сзади. Она завидовала ему, что он может часами сидеть там и смотреть на море. Иногда она садилась рядом. Они даже держались за руку, как молодые влюбленные, и это после сорока лет совместной жизни. Неважно, сколь тяжелые удары им наносила судьба – их любовь была нерушима, и Уббо всегда старался, как мог. Даже эта инвалидная коляска со стороны казалась невероятно удобным креслом, устланным овечьей шкурой, скорее передвижным троном добродушного короля, чем вспомогательным средством для инвалида.