Ярость

Рядом что-то закричал радист, внизу кричал водитель, но это был не крик страха, а ярости, жажды скорее добраться до врага, сокрушить, вбить в землю, расплескать их мозги по кабине с мягкой изоляцией от ушибов...

Американский танк в последний момент, наконец-то поняв, в ужасе сбавил ход, попытался отвернуть. В наушниках верещало, слышались уже и другие панические голоса. Цыплаков в веселой ярости, задыхаясь от непонятного восторга, подался вперед, торопя танк, сердце стучало быстро и мощно, он чувствовал счастье, ликование, успел подумать, что то же чувствовали его далекие предки, когда с мечами в руках прыгали на чужой берег через борта драккаров...

Страшный удар, от которого заложило уши, прокатился над полем. Чужой танк был отброшен, но теперь это был не танк, осталась сплющенная глыба металла, огромная и нелепая, из которой полыхнуло короткое пламя, раздался мощный взрыв, во все стороны ударили багровые струи огня, к небу взвились черные страшные клубы дыма.

Командир танка двести тринадцать вскрикнул:

– Ах ты, Серена... На этот раз ты меня опередил!

Танк задрожал, начал медленно выкатываться вперед. Водитель вскинул лицо, в глазах стояли слезы, но губы кривились в странной улыбке. Он почти прошептал, но командир услышал:

– Что будем делать, командир?

– Жить, – ответил командир.

Танк, словно поняв недосказанное, ринулся вперед. Он тоже, как и люди в нем, не жил, а только существовал, темно и вяло, а жизнь ощутил только в момент, когда мотор взревел и заработал во всю мощь, немилосердно пожирая дорогую солярку.

– Даешь, – сказал командир громко, он запнулся, не зная, что сказать дальше, но это странное слово пробудило нечто древнее, великое, священное... да-да, священное, пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война... священная...

– Даешь! – вскричал он крепнущим голосом.

– Даешь, – ответил снизу водитель.

– Даешь!!! – закричал стрелок.

Танк несся как птица, что проносится над землей, иногда касаясь ее кончиком крыла, но все равно это полет, это счастье...

Американский танк, который они выбрали для удара, вздрогнул, словно конь, который получил в лоб молотом, остановился, даже сделал движение попятиться, но русский танк взлетел на пригорке в воздух и обрушился всей тяжестью, вложив в удар всю ярость и боль.

От грохота и страшного взрыва содрогнулись во всех американских танках. Они еще двигались вперед, но в эфире стоял крик, все перебивали друг друга, что-то кричали, требовали указаний.

На позиции синих командир танка двести семь сказал угрюмо:

– Цыплаков уже начал. А что же мы?

Бугаев, угрюмый толстомордый сибиряк из дальней тайги, молча вдавил педаль до отказа. Танк прыгнул, их прижало к жестким сидениям. Радист торопливо закричал в микрофон:

– Всем-всем!.. Двести седьмой прощается с Родиной. Всем-всем...

Водитель скорчился на сидении, прилип к рычагам, ибо танк, на который он нацелился, словно почуял его взгляд, начал на ходу рыскать из стороны в сторону.

– Не уйдешь, черномазый...

Командир живо представил на водительском сидении американского танка жирного негра, тупого и наглого, который явился трогать русских женщин, швыряться долларами, сыто рыгать и хаять все русское,

– Сволочи! – закричал он. – Не уйдете!!!

Американские танки сбавили ход, но их танк несся как снаряд, два танка, что оказались впереди, бросились в стороны. В последний момент водитель успел дернуть за рычаги, их стальная громада ударила в бок левому.

Страшный грохот перекрыл все звуки. В соседних танках содрогнулись, волна взрыва тряхнула их на мягких сидениях. Черная туча, сквозь которую рвались багровые языки пламени, как стена, встала на месте столкнувшихся танков и не желала рассеиваться.

Танки рассыпались по полю, потеряв строй. Уже три черных столба горящего мазута вздымались к небу. Багровое пламя иногда выстреливало тонкими струйками, словно еще находило, чему взрываться. В наушниках стоял крик, слова командующего тонули в криках на английском, и командир танка двести три свирепо улыбнулся:

– Не та прогулочка, что обещана?

Их прижимало к спинкам все сильнее. Рев оглушал, но кровь лишь быстрее струилась в жилах, в сердце рос восторг, радость, странное просветление, это было счастье, которое возможно лишь в такой миг...

Многие услышали в своих шлемофонах почти спокойный голос командира, которому исполнился двадцать один год:

– Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает...

Чужой танк даже не пытался уворачиваться, пятился, пушка лихорадочно стреляла, пулеметы били все, бензобак русского танка внезапно с грохотом взорвался, но они уже настигали американский танк, ударили на всей скорости, тот откатился, русский танк отбросило, но к удивлению тех, кто видел, он, окутанный огнем и дымом, снова набрал скорость, догнал, ударил еще и еще, и внезапно американский танк вспыхнул, обе железные громадины скрылись в черной дымной туче.

Глава 51