Ярость

– Я пока не представляю, – согласился я невесело, – зачем мне допуски... Разве что не мне, а кому-то? Чтобы, скажем, был повод не выпускать из России? Мол, проходил мимо ящика с секретными бумагами, мог прочесть... К слову сказать, это не ваше дело, такие бумажки выписывать.

На его скулах раздулись желваки, но руками развел с показным миролюбием:

– Хотелось вам сделать приятное. И поскорее. А то поручи это чиновникам, то сумеют затянуть на месяцы... И еще кучу бумаг потребуют, несмотря на ясный приказ поторопиться!

Он сжал кулак, я ясно увидел, как в нем верещат и гибнут чиновничьи души.

* * *

Допуск к тайнам мне ни к чему, умный человек умеет получать информацию отовсюду. Для работы футуролога достаточно раз в неделю включать телевизор, чтобы определить развитие цивилизации на десяток-другой лет. Конечно, для настоящего, а не из тех, кого готовят элитные вузы.

Помню, однажды получил допуск в архивы, в том числе Военно-Исторический, Архив Уникальных Фондов, побежал, роняя слюни... Первый изумленно сладостный шок испытал, когда пришел в Военно-Исторический, что в Немецкой слободе в Лефортовском замке. Служительница принесла толстенный том описи, изданный в... 1891-м! Я робко заметил, что это же самое архивное, а мне бы современное, на что женщина отмахнулась: а кто их перебирал. Все так и лежит.

Я заказал, помню, по Засядько, мне принесли его личное дело, попросив заполнить прилагающуюся карточку читателя. Из нее я узнал, что предыдущим читателем был тайный советник Его Императорского Величества такой-то, вот его подпись, я расписался чуть ниже, с трепетом чувствуя связь времен, ибо следующая запись будет еще лет так через сто...

* * *

Здание находилось за высокой чугунной оградой, с ворот неприкрыто рассматривали прохожих телекамеры. На звонок вышел неприметный военный, что-то молодое да раннее, гордое тем, что служит здесь, а не в Сибири, пренебрежительно смерило меня покровительственно оценивающим взором:

– Вы уверены, что попали правильно?

Я молча ткнул ему в лицо пропуск за подписью Кречета. Он вытаращил глаза:

– Что это?

– Сопляк, – сказал я веско, – это подпись президента. А ты – сопляк, понял? Или еще что-то непонятно?

Судя по его лицу, ему стало понятно, что Сибирь обеспечена, если ошибется хоть в слове или жесте. Уменьшившись до зайчика, метнулся назад, срочно звонил, верещал тонко и жалобно, буквально через минуту выскочил с извинениями, что дежурный офицер оказался не здесь, но сейчас придет, проводит, вот сейчас уже идет, идет...

Я молча позволил себя проводить новому дежурному через ухоженный двор к массивному зданию. Несмотря на все лепные украшения и кокетливый цвет, яснее ясного признавалось, что на самом деле оно и есть крепость с подземными казематами, складами оружия, запасами еды на сто лет в случае атомной войны...

Офицер, похоже, прапорщик или что-то вроде того, о прапорщиках я знал только по анекдотам, потому шел в надменном молчании. Есть люди, которые вежливость принимают за слабость, тут же садятся на голову, а согнать их труднее, чем не пускать сразу.

В дверях снова часовые, проверка документов, звонки, сличение подписи, снова звонки, я буквально видел, как бегут по проводам панические вопли, а навстречу такое же беспомощное: не знаем, решайте на месте, постарайтесь как-то вывернуться, отфутболить, затянуть...

Последним меня принял высокий подтянутый военный, перед ним почтительно тянулись, бросали руки к виску, притопывали, делали кру-у-у-гом и снова возвращались переспросить или уточнить.

У него было надменное лицо и погоны со звездами, значения которых я не понимаю. Серые глаза смотрели на меня с явным недоброжелательством:

– И вы полагаете, что это дает вам право рыться в наших архивах?

Он смотрел утомленно и брезгливо, как скучающий князь перед назойливым подростком из простолюдинов. Я скромно улыбнулся:

– Не я. Президент.

Он помрачнел:

– Наш уважаемый президент... боевой генерал, чью деятельность я безусловно уважаю. Но он не работал в наших органах, не знает специфику...

– Понятно, – прервал я невежливо, даже с удовольствием, ибо в его подчинении не работал, а с бумагой от президента можно наплевать на энкэвэдешника. – Не надо продолжать. Так и скажите, что отказываете. Я передам лично президенту. Слово в слово.

Я протянул руку за моей бумагой. Он сделал движение отдать, но в последний миг заколебался, больно уж я дерзок, независим, не прошу допустить, не умоляю. Но на самом деле, когда я уже поднимался по ступенькам, мелькнула мысль, что ерундой занимаюсь, зачем это нужно великому мыслителю, это дуракам всегда нужна дополнительная информация, а умному достаточно для мудрых выводов... Словом, уже хотел взять бумагу обратно совершенно искренне... а то и оставить, самому уйти к своей работе, Хрюке, компьютерным играм...