Ярость

И профессор Малик Соланка поднялся под пылающими взглядами женщин, которых он когда-то любил. Некогда владевшая им ярость теперь перешла к ним, Моргена Франца захватило ее силовое поле. Морген, которому нечем было особенно гордиться, кроме, пожалуй, одного: он познал, что значит быть рабом любви. Морген, которому Элеанор доверила свою истерзанную душу и право быть наставником Асмана. Аж потрескивая от переполнявшей его энергии фурий, Морген двинулся к обнаженному профессору, точно марионетка на электрических проводах, и выбросил вперед свою чурающуюся насилия руку. Соланка упал, как слеза.

17

Три недели спустя на международном аэродроме Блефуску, совершив долгий перелет, Соланка вышел из аэробуса в жаркий, но освежаемый бризом весенний день Южного полушария. Сложный букет запахов наполнил его ноздри: гибискус, олеандр, людской пот, экскременты, машинное масло. Только теперь мысль о нелепости затеянного поразила его даже сильней, чем пацифистский кулак любовника жены, увесистая затрещина непротивленца, зуботычина, уложившая его на пол собственной спальни. О чем только думал он, уважаемый и к тому же теперь еще богатый мужчина пятидесяти пяти лет, когда пересекал полмира в погоне за женщиной, которая бросила его бестрепетно и бесповоротно? И, что еще хуже, почему его так волнует, что эти филбистанцы, эти фримены (могли хотя бы определиться с самоназванием) скрываются под личиной придуманных им персонажей, будто им, как пожарным или персоналу атомных электростанций, нужна защитная спецодежда? Костюмы Кукольных Королей, возможно, и стали приметой здешних событий, но это отнюдь не значит, что он, Соланка, несет за случившееся какую-либо ответственность. Ты не имеешь никакого отношения к происходящему в этой стране, уже в который раз безуспешно попытался убедить себя Соланка, но тут же сам себе возразил: а так ли это? Почему же тогда бритый знаменосец Бабур повсюду таскает за собой мою женщину, а на себе — латексную маску, копирующую мое лицо?

Маска Замин Рейкской была на самом деле скопирована с Нилы Махендры, но с личиной Акажа Кроноса получилось наоборот: чем дальше, тем больше Соланке казалось, что он становится похож на собственного персонажа — длинные седые волосы, горящие глаза безумца, потерявшего все. (Губы его были пухлыми с рождения.) На удаленном острове в Тихом океане разыгрывалось странное представление театра масок. И профессор Соланка не мог отделаться от мысли, что действие пьесы касается его самым непосредственным образом, что великое, а может, вполне тривиальное дело его, может, выдающейся, но, скорее всего, жалкой жизни — но все же его, а не чьей-то еще! — придет к завершению здесь, на юге Тихого океана, что тут будет разыгран последний акт. Идея приехать сюда была безрассудной. Однако после отчасти трагических, но больше смахивающих на фарс событий Ночи Фурий Соланка пребывал в безрассудном состоянии духа, очнувшись со сломанным коренным зубом, доставлявшим ему изрядное беспокойство, разбитым сердцем и покалеченной жизнью, которая печалила его куда сильнее раздробленного моляра. В кресле у дантиста профессор изо всех сил старался отключиться от лившихся из наушников, анестезирующих ранних мелодий Леннона и Маккартни и непринужденной болтовни доктора-новозеландца, чей бур все глубже вгрызался в недра его челюсти. Соланке почему-то вспомнилось, что в самом начале группа «Битлз» носила название «Кворримен» — «Рабочие карьера». Он старался сосредоточиться на Ниле: что она теперь думает о нем, как ее вернуть? В делах сердечных Нила всегда демонстрировала скорее мужской, чем женский стиль поведения, который приписывала Малику. Она была с тобой, пока не решала: хватит! Уж если любила, то беззаветно и безгранично, но, охладев, не испытывала колебаний, готовая одним ударом снести голову постылой любви. Столкнувшись лицом к лицу с его прошлым — прошлым, которое, по глубокому убеждению Соланки, никоим образом не было связано с его чувствами к ней, — Нила достигла точки кипения. Она оделась, покинула зону боевых действий и совершила суточный перелет на другую сторону Земли, не справившись, хотя бы из вежливости, о состоянии его челюсти, не говоря уже о последнем «прости» или осторожном согласии обсудить отношения позже, когда история чуть замедлит свой ход и у Нилы появится хоть капля времени для него. С другой стороны, она привыкла к преследованиям поклонников. Скорее всего, ей это даже нравилось. Так или иначе, убедил себя профессор, пока шумливый отбойный молоток новозеландца врубался ему в челюсть, он, Соланка, просто обязан ради собственного блага удержать такую удивительную женщину, раз уж ему посчастливилось ее найти.