Ярость

Обрадованный Досифей поспешил снять трубку.

— Это Ким, — сообщил он через несколько секунд. — Говорит, что вам звонят.

— Я же приказал меня не беспокоить!

— Он говорит, что какой-то человек интересуется, нет ли у вас старых шин на продажу.

Все в комнате вдруг разом заговорили. Милош как-то сразу успокоился. Теперь не нужно искать врага — он объявился сам.

Выхватив из рук Досифея трубку, Драгович сделал знак Михайло, лысоватому очкарику, отвечающему за связь.

— Проследи, откуда звонят.

После чего велел Киму соединить его с незнакомцем.

В трубке послышался скрипучий голос с безукоризненным англосаксонским выговором:

— Мистер Драгович? Это вы?

Тот же голос доносился из динамика на пульте коммутатора.

— Да, — ответил Милош, стараясь говорить спокойно. — Кто это?

— Я президент Комитета по охране окружающей среды Ист-Хемптона. Вы получили вчера наше послание?

— Послание? — переспросил Милош, делая вид, что ничего не понимает. — Какое послание?

— Шины, мой друг, шины. Вы, конечно, их заметили, хотя человек, построивший столь чудовищный дом, мог и не обратить внимания на такой пустяк. Но все же я решил позвонить вам на тот случай, если вы не поняли намека.

Милош заскрипел зубами.

— Какого намека?

— Мы не хотим вас здесь, мистер Драгович. Вы вульгарный и дешевый тип, и мы не потерпим вашего присутствия. Вы ядовитое насекомое, и мы выкурим вас отсюда. Вы мусор, а дом ваш — навозная куча. Мы и дальше будем действовать в том же духе, пока вы не уберетесь отсюда со всей своей шайкой.

Милош сжал трубку и прошипел:

— Кто вы?

Со стороны пульта послышалось радостное «Есть!». Драгович оглянулся и увидел, что Михайло сигналит «о'кей». Он проследил звонок.

— Я же вам сказал: мы из Комитета по охране окружающей среды. Я вас предупредил, господин Драгович. Мы не шутим. Это не игра.

— Вы так думаете? — с улыбкой произнес Драгович. — А я с удовольствием поиграю с вами. — Он повесил трубку и повернулся к Михайло: — Кто это?

— Не могу сказать, — ответил тот, нервно теребя очки в металлической оправе. — Но он звонил из города, из автомата где-то в районе восьмидесятых улиц.

Милош чертыхнулся про себя. Он надеялся узнать имя, но какой дурак будет звонить из собственного дома.

— Я кое-что нашел, — подал голос Досифей.

Милош подошел к кабинке, где тот приник к монитору, чуть не упираясь носом в экран.

— Что именно?

— Я вспомнил. Вчера к дому подъезжала машина. Остановилась у ворот. Я уже хотел послать туда ребят, но она сразу уехала.

На экране Милош увидел мужчину, сидящего рядом с водителем в кабине американской машины.

— Я его узнал, — произнес Иво. — Это тот самый тип, которого мы прогнали с берега.

Милош повернулся к нему:

— Думаешь, это он сейчас звонил?

— Нет, голос не похож, — сказал Вук, покачав головой. — Да к тому же парень, который так испугался, вряд ли мог сотворить что-либо подобное.

— Не уверен, — задумчиво произнес Иво, покосившись на экран. — Видно было, что человек не хочет ввязываться в драку, но я бы не сказал, что он испугался.

Милош считал, что Иво умнее Вука. И к тому же он не красил волосы, что тоже говорило в его пользу.

— Мы должны найти этого человека.

— Нет проблем, — отозвался Досифей.

Обернувшись, Милош увидел изображение машины, застывшее на экране.

— Вот ее номер, — указал Досифей на бампер.

Милош, ухмыляясь, посмотрел на табличку. Кем бы ты ни был, от меня все равно не уйдешь, подумал он. И тогда пожалеешь, что на свет родился.

13

Люк держал в руках бутылку «Шато Лафит-Ротшильд» 1959 года, качая ее, как грудного ребенка. Он улыбнулся. У них с Лорел не было детей — и слава богу... Она, вероятно, сделала бы из них таких же монстров, каким была сама. Единственным утешением была его коллекция вин. Вино лучше, чем дети. В отличие от детей, которые с каждым годом обходятся все дороже, вино со временем только растет в цене и становится лучше.

Взять, к примеру, этот лафит. Один из лучших в мире, он находится под постоянной опекой своих «родителей». Каждые двадцать лет фирма присылает из Франции своих специалистов, чтобы сменить пробку на своих старых винах. Этой бутылке поменяли пробку в середине восьмидесятых; они даже наклеили на нее специальный ярлычок, подтверждающий этот факт.

Вино, в отличие от жен и детей, никогда не разобьет тебе сердце.

Когда Лорел подала на развод, она потребовала половину его коллекции вин. Эта сучка ничего не смыслила в вине — сама она лакала белый цинфандель и никогда не могла отличить эксклюзивное коллекционное вино от какой-нибудь бурды.

Она догадывалась, что потеря половины коллекции будет жестоким ударом для Люка, и только поэтому претендовала на нее.

Ей хотелось причинить ему боль. Она простила ему две измены, но третья выбила ее из колеи. Он попытался объяснить, что все они ровным счетом ничего не значат, и это было чистой правдой. Клялся, что любит ее, и только ее, и вот это уже правдой не было.

Когда он любил в последний раз? Смешной вопрос. Он занимался любовью, а не любил. Предпочитал короткие бурные связи, после которых обе стороны мирно расходятся, не имея друг к другу никаких претензий.