Ярость

Марта Лэм, по-видимому, сделала даже не один звонок, а несколько. Джон получил назад аванс, внесенный за жилье в ночлежке, да и комната у мистера Эплбаума стоила почти на тридцать долларов дешевле. Учитывая пятьдесят баксов, полученных за чистку резервуара пылесоса, этих денег могло хватить на питание на целый месяц.

— Проклятье, — заявил Рей-Рей, глядя на женщину, которая только что заехала к ним на «Тойоте Кэмри», полной визжащей детворы, — если она ничего не может поделать со своей уродливостью, то сидела бы лучше дома!

Джон искоса взглянул на него.

— Когда это ты научился говорить законченными фразами?

— Я твой друг гораздо больше, чем тебе кажется, — ответил Рей-Рей.

Он оставил Джона в сушке и пошел вытирать одну из машин. Отношения между ними переросли в некое подобие дружбы, после того как Джон отвел его в больницу. Джон не знал, что именно привело к такого рода трансформации, но возражать не стал. Сейчас он уже был связан с достаточным количеством людей. И то, что хотя бы проблема с Реем-Реем свалилась с плеч, его очень устраивало.

Для самого Джона этот поход в больницу тоже оказался удачным. При воспоминании о встрече с Робин в комнате ожидания у него до сих пор сердце замирало. Она была в своей вызывающей рабочей одежде, но он видел только ее нежную кожу и пухлые губы. Ему нравилась ее манера стоять, опершись на одну ногу и выставив бедро. Каково было бы провести рукой по этому бедру и прижать ее к себе? Эти мысли заставляли его просыпаться по ночам.

Но не из-за Робин Джон пришел сегодня на работу рано, даже раньше Арта. Переезд был для него делом несложным. Джон засунул свою одежду в ящик для продуктов, используя его как чемодан, и отправился за шесть кварталов в дом мистера Эплбаума. Устроившись на новом месте, он вернулся на Эшби-стрит и забрал нож, который раньше закопал под деревом для сохранности. Всю дорогу он потел от страха, что его могут поймать с оружием. На мойке он бросил его в контейнер пылесоса и сидел под магнолией, пока Арт, запирая дверцу своего «кадиллака», не спросил его:

— Что с тобой, Шелли? Набиваешься на повышение?

Джон старался рассуждать логически, думая, что делать дальше, но, сколько он ни пытался сосредоточиться, единственным, что он чувствовал, была жгучая злость. Майкл спрятал нож под его матрасом в ночлежке, как много лет назад подбросил кухонный нож, так называемое «орудие убийства», в шкаф у Джона дома. Какого черта этот парень имеет против него? Что Джон сделал такого, чтобы навлечь на свою голову все это? Причем не только на свою, но и всей семьи.

Оно дело было подставить Джона много лет назад, но снова взяться за свое, использовать его личные данные, пока он сидит в тюрьме… Это превращалось уже в какую-то нездоровую, навязчивую идею. Майкл ненавидел его. Так вцепиться в человека мог только тот, кто по-настоящему ненавидит! И эта сволочь, воспользовавшись своим положением в полиции, добралась уже до мисс Лэм, пытаясь заставить ее снова бросить Джона в «Коустел» к насильникам и педофилам. Но Майклу было недостаточно упрятать его за решетку. Он хотел, чтобы Джон страдал.

За долгие годы Джон смирился с потерей свободы, позволив себе поверить, что относится к людям, подобным Бену Карверу. Он был плохим ребенком, плохим сыном. Ричард Шелли мог подтвердить это. Но даже без этих свидетельств, по суду собственной совести Джон не считал себя полностью невиновным в смерти Мэри Элис. Он пригласил ее на ту вечеринку. Он был под кайфом. Он дал ей алкоголь. Он пошел к ней домой и проник в ее спальню. Он нюхал «спидбол», который полностью его вырубил. Он позволил всему этому произойти.

При мысли о том, что это Майкл, его кузен Вуди, жестоко убил Мэри Элис, у Джона от злости начинала кружиться голова. О себе он не думал, но из-за девушки был вне себя от ярости. Майкл не просто изнасиловал ее, не просто убил — он растерзал Мэри Элис, словно бешеный зверь.

Фотографии с места преступления, которые демонстрировались в зале суда, были шокирующими, но Джон сам был там, видел тело своими глазами. Следы укусов на ее маленькой груди. Темные кровоподтеки и глубокие рваные раны на бедрах. Он видел ее широко распахнутые глаза, словно Мэри Элис ждала, что вот-вот войдет мама, чтобы позвать ее в церковь. Рот ее был заполнен кровью, а окровавленные волосы прилипли к подушке.

Мерзкий ублюдок! Проклятый, свихнувшийся ублюдок!

На Мэри Элис ничего не закончилось. Майкл по-прежнему действовал, по-прежнему делал все, что только взбредет в его больную голову. И он был копом. Копом! Он мог схватить Джона в любой момент. Возможно, он прямо сейчас следит за ним, обдумывая способ, как засадить Джона в тюрьму за собственные безумные преступления. При воспоминании о прошлом вечере, о том, как кончики его пальцев коснулись складного ножа, о том, как он едва не был пойман с оружием, Джона бросало в пот. Майкл мог сделать все, что угодно. Он мог прямо сейчас арестовать Джона, и тот ничего не мог с этим поделать.