Ярость

Нет, нет! Глубоко внутри все было по-настоящему. Лана по-своему тоже убегала от прошлого, как и я. Выражусь менее поэтично — она тоже оказалась в заднице. Вот что нас сплотило в первую очередь. Мы оба не знали, как жить дальше.

Тогда я ни о чем таком не догадывался. Многое стало очевидно лишь сейчас. И теперь, вооруженный новыми знаниями, я всматриваюсь в прошлое, пытаясь разглядеть признаки печального конца в самом начале, сопоставить скрытые намеки и сигналы, которые не заметил, потому что был молод, влюблен и благоговел перед Ланой.

Честно говоря, я не желал видеть рядом с собой печальную страдалицу. Сломленного, испуганного человека. Меня гораздо больше интересовал ее публичный образ, маска. И я старался не всматриваться, чтобы не заметить в ней трещины.

Иногда во время прогулок я спрашивал Лану о ранних работах. Но она не любила о них говорить — мне даже становилось обидно, ведь я пересмотрел все эти дорогие моему сердцу фильмы по многу раз.

— Ты осчастливила стольких людей! И меня тоже, — восхищался я. — Можешь этим гордиться.

— Ну, не знаю, кого я там осчастливила, — Лана пожимала плечами.

— Зато я знаю. Я ходил на все твои фильмы.

Я не пересекал черту, не желая ставить ее в неловкое положение. Я не решался открыть ей всю степень моей… чего? Тут надо помягче: не одержимости, а скажем иначе — любви. Ведь это была именно любовь.

Итак, мы с Ланой стали друзьями… Друзьями и только? Не уверен. Даже если мужчина — попытаюсь выразиться деликатно — неопасный, немаскулинный, робкий, как я, он все равно реагирует на красивую женщину. В нем вспыхивает страсть. Между нами всегда чувствовалось подспудное напряжение. Едва заметная дрожь, тень желания. Она окутывала нас невидимой паутиной.

■ ■ ■

Чем больше мы сближались, тем короче становились наши прогулки. Почти все время мы проводили у Ланы дома — в ее огромном шестиэтажном особняке в Мейфэре. Черт, я скучаю по этому дому… Помню благоухание, которое разливалось в холле. Помню, как я замирал и, прикрыв глаза, втягивал носом аромат, упивался им. Запах пробуждает воспоминания. В этом он похож на вкус. Запахи и вкусы, словно машина времени, переносят нас — неконтролируемо, а иногда и против воли — в прошлое.

Стоит мне уловить запах лакированного дерева и прохладных камней, как я моментально оказываюсь в том старом доме, где царил особый аромат холодного венецианского мрамора, темного лакированного дуба, лилий, сирени, благовоний из сандалового дерева, — и на душе становится спокойно и тепло. Если б я мог упаковать этот запах в пузырьки и продавать, то заработал бы чертову уйму денег.

Я сделался неотъемлемой частью этого дома. Я ощущал себя членом семьи. Незнакомое, поистине волшебное чувство. Из комнаты Лео доносятся гитарные аккорды — мальчишка учится играть. Из кухни, где властвует Агати, исходят дразнящие ароматы еды. А в гостиной мы с Ланой беседуем, играем в карты или в нарды.

«Какая обыденность, — скажете вы. — Как банально». Возможно. Не спорю. Любовь к домашней жизни — отличительная черта британцев. Выражение «мой дом — моя крепость» в Англии не пустой звук. Я хотел лишь одного — быть уверенным, что нас с Ланой в этой крепости никто не потревожит.

Всю жизнь я искал любви в самом широком смысле слова. Я хотел, чтобы меня увидели, приняли, окружили заботой. Но в юности я был слишком поглощен созданием своей фальшивой личности — идеалом, к которому стремился. И поэтому просто не мог строить отношения с другим человеком. Я никого не подпускал ближе определенной границы. Я постоянно играл роль, и когда бы ко мне ни проявляли теплые чувства, пустота внутри почему-то не заполнялась. Ведь эти чувства предназначались тому, другому, не мне.

Все травмированные люди ходят по одному и тому же замкнутому кругу — они отчаянно жаждут любви, но, обретя, не способны ее ощутить. Потому что нам не нужно, чтобы кто-то любил подставную личность, маску. На самом деле мы очень нуждаемся, мы отчаянно хотим, чтобы полюбили того единственного, кого никогда никому не покажем: уродливого испуганного ребенка в нас.

С Ланой все было иначе. Я позволил ей увидеть этого ребенка. По крайней мере, на миг.

7

Мой психотерапевт часто приводила знаменитые слова Страшилы, персонажа «Удивительного волшебника из страны Оз»[29]. Вы наверняка помните. Очутившись в мрачном Заколдованном лесу, Страшила говорит: «Я, конечно, не знаю, но, по-моему, чтобы выбраться из леса, нужно пройти сквозь темную чащу».

Так Марианна образно описывала процесс терапии. И она была права: сначала пациент проходит через самые темные дебри и лишь потом выбирается к свету. В душе человека настает рассвет.

Слегка отойдя от темы, замечу, что у меня даже есть теория: каждого человека можно соотнести с каким-нибудь героем этой книги. Есть Дороти Гейл, потерявшаяся девочка, которая ищет свое место в жизни; невротик Страшила — ему важно, чтобы окружающие поняли, как он умен; грозный Лев, который на самом деле ужасно труслив и боится больше остальных; и Железный дровосек, лишенный сердца.